Важная психологическая особенность современных россиян старшего и "среднестаршего" поколений связана с эффектом прайминга. То есть непроизвольном "припоминании" событий, которое позволяет быстро интерпретировать современные новости. Например, когда человек слышит слово "фашизм", он не лезет в энциклопедию за уточнениями. Он сразу же представляет себе ужасы войны, замученных людей, сожженные города и села, трагедию узников концлагерей. В общем, все, что он когда-то видел в кино, читал в книгах, слышал от старших. Соответственно, у него сразу же возникает негативная реакция – даже если в услышанном им сообщении не было никаких уточнений.
Советский прайминг связан в основном с детским и подростковым восприятием, причем этот процесс не носил линейного характера. Прохождение (именно так – книги "проходили") в школе "Молодой гвардии" и "Повести о настоящем человеке", экскурсии по местам боевой славы и в военно-патриотические музеи, классные часы, посвященные войне – все это нередко воспринималось как рутина и вызывало скуку. Полуподпольная рок-музыка и джинсы были куда более привлекательнее.
Тем более перенос ригористичного военного опыта на современные человеческие отношения воспринимался скептически ("Железная кнопка" в "Чучеле", чьи убеждения сформировались на контрасте между прочитанной явно военной книгой о предательстве и реальной действительностью, хотя и стала харизматичным лидером конкретного конформистского школьного класса, но не вызывает никакого позитива). Но определенные месседжи все равно подсознательно воспринимались, хотя эффект от этого был в то время невелик. Когда распался СССР, мало кто встал на его защиту – впрочем, в значительной мере из-за ощущения, что все это "понарошку" и через несколько лет, по крайней мере, славянские страны снова будут вместе в каком-то формате.
Но шло время, рок-музыка и джинсы сами стали рутиной, как и многие ранее запретные плоды. И одновременно усиливалось подсознательное "припоминание" месседжей времен детства – вместе с ростом ностальгии по ушедшей эпохе и ростом понимания того, что в 1991-м все было всерьез. Сейчас многие бывшие "неформалы" 35-летней давности тоскуют по временам, когда учительница на классном часе рассказывала им о Зое Космодемьянской и Александре Матросове. Вспоминают своих воевавших родителей, которых, к сожалению, уже нет на свете – и переживают, что в свое время слишком мало их слушали (а потеря в 1991 году территорий, за которые во время Великой Отечественной войны шли ожесточенные бои, усиливает чувство вины).
Отношение старших поколений к СВО основано именно на ассоциации с Великой Отечественной, восприятие которой, заложенное в школьные годы, остается для них нормативным. И возвращение в школьную программу "Молодой гвардии" - в этом же ряду. Другое дело, что восприятие этих событий у современных школьников (и молодежи в целом) иное. Для них весь ХХ век – уже история.
! Орфография и стилистика автора сохранены
