Сегодня дата некруглая. Юбилей торжественно отмечали в прошлом году – сорокалетие Быдгощского марта. Зато весь год нынешний – сплошной юбилей "польско-ярузельской войны". Сотни тысяч демонстрантов в первые дни военного положения. Две сотни забастовок в первые недели. Около сотни убитых за полтора года. Но началом был март 1981-го в поморском городе Быдгощ.
19 марта – первое силовое столкновение "Солидарности" с коммунистическим режимом. 27 марта – многомиллионная общенациональная забастовка. За семь месяцев до Быдгоща был Август-80, создание "Солидарности". Через девять месяцев после Быдгоща – военно-коммунистический переворот и "польско-ярузельская война". Ещё семь-восемь лет – новая забастовочная волна и Круглый стол. После чего даже полусвободной стала власть ПОРП. "Бунт свободы изменил тогда Польшу. И никакая бездна никогда не устрашит нас", – говорит председатель Быдгощского профцентра "Солидарности", потом депутат и сенатор Ян Рулевский.
Польская Народная Республика и до великого Августа считалась в соцлагере "самым весёлым бараком". Но это веселье стоило тяжких жертв. С середины 1940-х по середины 1950-х – реально гражданская война – около 6 тысяч казнены, порядка 30 тысяч убиты, до 300 тысяч репрессированы. Познанское восстание 1956-го – 58 убиты, до 700 арестованы. Рождественский бунт 1970-го на Балтийском побережье – 44 убиты, 1165 ранены.
Только таким путём удалось эволюционировать от сталинистского режима Берута–Бермана через "оттепель" Гомулки к относительному благодушию Герека. Добровольно правящие коммунисты не сдвигались ни на йоту. Либеральные вольности польской культуры и быта добывались в лесных и уличных боях, в подпольных акциях и открытых забастовках. Не здравомыслие номенклатурыи не раскол элит расширяли пространство свободы. Это делали партизаны Бернацяк, Сойчиньский, Леонович, подпольщики Чума, Несёловский, Пайдак, демонстранты-"хулиганы" Кулас, Ульфик, Осипув, забастовщики Балука, Буяк, Юрчик, диссиденты Куронь, Михник, Модзелевский… Ценой крови и жести.
Но летом 1980-го хозяева ПНР уже не решились на кровопролитие. Сталинские времена прошли, путинские не наступили. Железно-кровавых генералов и полковников, вроде Ромковского, Ружаньского, Чаплицкого из бермановскогоМОБа, уже не нашлось.
Желающие, впрочем, имелись. Члены Политбюро Ольшовский и Кручек, генерал МВД Милевский сразу потребовали военного положения. Милицейский генерал-комендант Зачковский привёл в боеготовность костоломную гвардию ЗОМО. Но Гереку хватило ума (а может, чем чёрт не шутит, где-то даже и совести) остановиться над пропастью. Сменивший его первый секретарь ЦК Каня принял такую позицию. Несколько месяцев Каня и второй секретарь Барциковский урезонивали "партийный бетон". Готовый вновь спустить карателей на ненавистных "роболе".
Первая кровь не случайно пролилась именно в Быдгоще. Чтобы понять эту закономерность, надо взглянуть на социально-политический разрез ПНР начала 1980-х.
В независимый самоуправляемый профсоюз "Солидарность" вступили 9–10 миллионов поляков. В основном индустриальные рабочие и техническая интеллигенция. Из трёх миллионов членов ПОРП в профсоюзе состоял каждый третий. Структурировалась "Солидарность" не по отраслям, а по регионам (что, кстати, больше характерно для партии, чем для профсоюза). Крупнейшей организацией – около трёх миллионов человек – была не Гданьская, как иногда считают, а Силезско-Домбровская, в краю шахтёров и металлистов (весной 1981-го её возглавляли слесарь Анджей Розплоховский и горняк Стефан Палка).
В Быдгощском воеводстве жили тогда около миллиона человек. Быдгощская "Солидарность" объединяла без малого 300 тысяч. Рабочие, инженеры, техники, научные сотрудники с электротехнических и металлургических заводов, строительных и транспортных предприятий, научных центров и швейных фабрик.
Председателем профцентра был инженер велосипедного завода "Romet" Ян Рулевский – в юности отчисленный из Военно-технической академии за антикоммунистическую агитацию, потом отсидевший за попытку нелегального перехода границы. Обладатель изобретательского патента новой веломодели. Человек резкого, горячего характера, не очень прагматичный, но абсолютно бесстрашный. ("Профбосс-неофашист! В прошлом уголовный преступник!" – визжала советская пропаганда, уделявшая пану Яну отдельные сюжеты). Ближайшими его соратниками тоже были убеждённые антикоммунисты – электрики Богумил Навроцкий и Кшиштоф Готовский, заводской социолог Антоний Токарчук, механики Мариан Грубецкий, Ян Перейчук, Рышард Хеляк, инженер Лех Винярский, юрист Ярослав Вендерлих.
Профцентр демонстрировал высокую дееспособность. Быдгощская "Солидарность" не только добивалась повышения рабочих зарплат и передачи партийно-административных зданий на социальные цели. Но и организовывала жизнеобеспечение в городе и регионе, особенно в части продовольственного снабжения. Администрация вынуждена была идти на переговоры и согласовывать социально-экономические решения. Воевода (губернатор) Леманн, городской президент (мэр) Домиш, их замы Тылицкий и Штольцман бывали даже реально благодарны за антикризисные меры профсоюза.
Партийная власть в Быдгоще – отдельная тема. Тут тоже стоит присмотреться. В октябре 1980-го забастовочный напор опрокинул, наконец, воеводского первого секретаря Майхжака. Типичный удельный магнат-самодур был ненавистен не только народу, но и большинству номенклатуры. Руками забастовщиков чиновники решили серьёзную проблему. Ещё один повод для благодарности…
На вакантное первосекретарство посадили проректора педвуза Беднарского. Политически совершенно блёклого, способного лишь улучшить себе жилищные условия и передвинуть спецмагазин поближе к новой квартире. Но за его спиной крутила серьёзные дела партийно-силовая клика – первый секретарь горкома Иваньч, секретари воеводского комитета Жмудзиньский, Дымарек, Бандошек, Земке, начальники отделов Корчиньский и Лех, воеводский комендант милиции полковник Коздра, начальник региональной госбезопасности полковник Дрында, командир местного отряда ЗОМО майор Беднарек. 28 промышленных предприятий, 217 физических лиц, начиная с Рулевского, находились в постоянной оперативной разработке воеводского управления СБ. Через Коздру отчётность Дрынды поступала Жмудзиньскому, Дымареку и Земке. А по другому, столичному каналу – в главк МВД, генералам Милевскому, Стахуре и Цястоню.
Будни классовой борьбы, короче.
Номенклатура ПОРП сумела создать под себя определённую социальную базу. За рабочий класс Польши "объединённая рабочая" партия даже перестала бороться – дохлый номер. Но были мелкие начальники и госслужащие-бюджетники.
Знавшие своё место, ценившие комфорт, устремлённые к официальной карьере. Кому при Гереке особенно стало "более лучше" (как у нас в те же застойные семидесятые или в тучные нулевые). Этот социальный слой был довольно многочислен, а главное, повсюду распространён. Его представители презирали "роболе", не выбившихся от станка, склонялись перед вельможно-номенклатурными "панами Шматяками" и ненавидели протестующих "хулиганов", создающих бытовые неудобства.
Польская интеллигенция одарила страну и мир не только великими писателями, учёными, кинематографистами и диссидентами. Заметная её часть была настроена агрессивно прокоммунистически. Не стоит удивляться – многие гуманитарии уставали от конкуренции с такими, как Анджей Вайда. Этот феномен объяснял на немецком примере недавно скончавшийся историк Александр Галкин: "Избавиться при помощи партии от более способных коллег и захватить не принадлежавшие по праву ведущие позиции в своей области деятельности". Нам ли объяснять. Будь в телевизоре Шендерович и Сорокина, кто бы смотрел Соловьёва и Симоньян.
Из этой среды рекрутировались польские "титушки", формировались марксистско-ленинские НОДы. Во главе стояли журналист Гонтаж, философ Волчев, религиовед-атеист Ярошевский, кинорежиссёр Поремба, литератор Каминьский, социолог Дарчевский... (Некоторое исключение являли познанские коммунисты-ортодоксы технократа Майерчака – это были директора и главные специалисты предприятий. Озабоченные не столько чистотой марксизма-ленинизма, сколько дисциплиной на производстве). За спиной этой своры расположились номенклатурные главари "бетона" – партийные секретари Грабский, Ольшовский, Милевский, Жабиньский, Кочёлек. А за этими иноагентами, в свою очередь, маячили Брежнев и Андропов, Хонеккер и Аксен, Гусак и Мамула.
Выступали эти марксисты-ленинцы так, что здешним киселям-соловьям "учиться, учиться и учиться". Придурочные доносчики из дарчевского комсомола предлагали строить особые контейнерные города, где будут жить только настоящие коммунисты. Сдавшие экзамен по марксизму-ленинизму и доказавшие отсутствие любых собственных мыслей. Призывы стрелять и вешать были совершенно бытовым явлением. (Впрочем, надо признать, ОМОНу и Росгвардии тоже далеко до ЗОМО. Сорок лет назад польский демонстрант, выходя на мирный протест, на всякий случай прощался навсегда, а не на пятнадцать суток).
Карательный отряд ZOMO - Моторизованной поддержки гражданской милиции
Раскол элит в современном российском понимании в ПНР, пожалуй, был. "Партийный бетон" состоял из администраторов, идеологов и силовиков ПОРП. Флагманом и тараном неосталинистской камарильи в Политбюро являлся Тадеуш Грабский, политическим стратегом – Стефан Ольшовский, силовой крышей – Мирослав Милевский, публичным лицом – "спецрабочий" Альбин Сивак (единственный из них, кто не боялся появляться на пролетарских митингах). Делопроизводство вели оргсекретарь ЦК Здзислав Куровский и незаметные, но незаменимые завотделами Казимеж Цыпрыняк и Михал Атлас. Главными региональными смотрящими стояли Станислав Кочёлек в Варшаве (он же "Кровавый Котелок" 1970-го), Анджей Жабиньский в Катовице (известный на всю страну пьянством и коррупцией), Януш Прокопяк в Радоме (его помнили по избиениям забастовщиков летом 1976-го).
Система МВД ПНР объединяла Гражданскую милицию и Службу безопасности. Единым ведомством, как ежовский НКВД. Министром до середины 1981-го был генерал Милевский, с его расстрельно-пыточным опытом Смерша и МОБа (не забудем, хронологически всё это отстояло не так далеко). Заместитель Милевского по СБ Богуслав Стахура являл собой просто символ самой предельной мерзости. Бывший партийный секретарь из Кельце ошалел от генеральских погон. Именно он придумал экзекуцию под названием "sciezka zdrowia – дорожка здоровья". Когда схваченных забастовщиков в Варшаве и Радоме прогоняли сквозь строй зомовского дубья.
Стахуре поручалось оперативное курирование политического сыска и карательных кампаний. Ему подчинялся начальник СБ генерал Владислав Цястонь – просто ненавидевший Польшу за западническое вольнолюбие. Ключевые департаменты госбезопасности – III политический и IV антицерковный – возглавляли полковники Генрик Вальчиньский (ночами по пьяни звонил диссидентам: "вы умрёте, вы умрёте, вы умрёте") и Зенон Платек (организовывал избиения паломников Ясной Гуры).
Главный комендант милиции Станислав Зачковский, ещё будучи замом, организовывал "sciezka zdrowia". Потом его сменил генерал Юзеф Бейм, машиноподобный служака с единственным принципом "выслушал – выполняй". По воеводским комендатурам расселись полковники типа гданьского коммафиози Ежи Анджеевского, щецинского карателя Ярослава Верниковского, катовицкого заплечника Ежи Грубы.
Да чего стоил тот же быдгощский Юзеф Коздра – запрещал, к примеру, студенческий спектакль о Копернике. Чтобы не дискредитировать инквизиторов: деды как-никак. И вообще, намёки какие-то странные: "И всё-таки она вертится" – это как понимать?!..
Поляки всегда искренне уважали свою армию. При коммунистах тоже. Но генералитет Народного Войска Польского был ещё "бетонней" милицейского. Особенно в Главполитуправлении, где рулили военные партаппаратчики Влодзимеж Олива, Влодзимеж Савчук, Юзеф Барыла: "Защищать социализм как независимость Польши! В марксизме-ленинизме наша сила! Член партии – центр армии и народа!" Не только паркетные замполиты, но и боевые генералы – Эугениуш Мольчик, Тадеуш Тучапский, Эдвард Лукасик стояли на тех же позициях: превыше всего союз с СССР, Варшавский договор и политзанятия, а если что – фельдфебеля с партбилетом в Вольтеры дать, чтоб мигом успокоил.
Ну и на что мы жалуемся? Полякам приходилось не легче.
Но была в руководстве и аппарате ПОРП другая сторона. Даже не "сислибы" – круче. Встречались партийные либералы. Вице-премьер Мечислав Раковский впоследствии стал последним первым секретарём ЦК ПОРП и попытался возглавить польскую перестройку. Правда, безуспешно, но не его в том вина. Бешеную ненависть "бетона" вызывал завотделом СМИ Юзеф Класа – развёл плюрализмов, сплошные фейки и очернительство! Экс-секретарь ЦК Анджей Верблан, главный идеолог польской "оттепели", сохранял влияние и на пенсии, помогая еврокоммунистическим партклубам. Региональные секретари Тадеуш Фишбах в Гданьске и Эдвард Скшипчак в Познани прямо сотрудничали с "Солидарностью". Скшипчак даже искренне симпатизировал и поддерживал. Во что познанские солидаристы так же искренне не могли поверить. Требовали от секретаря бороться против себя, иначе что за бардак? Но такой всё же был только один.
Между "бетоном" и "либералами" удобно держались "прагматики-центристы". Им-то и принадлежал контрольный пакет власти. Первый секретарь ЦК ПОРП Станислав Каня был слабоват и явно занимал не своё место. Зато второй секретарь Казимеж Барциковский, тип деревенского хитрована из зажиточной кулацкой семьи, крепко держал поводья партийного управления. Он умел и обмануть профсоюзников на переговорах, и закулисно повлиять на епископов. Кстати, высшие иерархи Костёла – в отличие от рядовых ксендзов! – не так уж решительно поддерживали свою паству "Солидарности". Во главу угла епископат ставил силу польского государства, каким бы оно ни было. И поэтому, если называть вещи своими именами, обычно шёл на сотрудничество…
Премьер-министром с 11 февраля 1981-го был генерал Войцех Ярузельский. Он же возглавлял Минобороны. По должности состоял в Политбюро ЦК ПОРП. По его правую руку держался начальник военной контрразведки генерал Чеслав Кищак – командир "ярузельских преторианцев", а с июля – глава МВД. По левую – начальник генштаба генерал ФлорианСивицкий. Фактически Ярузельский с Барциковскими Кищакомуже решали за Каню. Но миллионы поляков видели в партийном генерале олицетворение национальной армии. И потому готовы были последовать его призыву "обеспечить Польше 90 спокойных дней". То есть не бастовать и не выходить на улицы. А большего номенклатуре пока не требовалось.
Называть ли это "расколом"? Да ещё "элит" во множественном числе, когда реально элита была одна – партийная. И весь раскол по одному вопросу: как давить "Солидарность" – насилием или обманом? Это, конечно, серьёзные разногласия. Но принципиальные ли?
Когда стало ясно, что обман не пройдёт, "либералы" с "центристами" превратились в тот же "бетон". Раковский стал неотличим от Ольшовского, Барциковский от Милевского, а все вместе равнялись на Ярузельского. В общем – к сведению аналитиков, мечтающих о подобном расколе сегодня.
Войцех Ярузельский зачитывает обращение о военном положении - фактически о перевороте и создании хунты, 13.12.1981
"Солидарность", если на то пошло, была расколота сильнее. Что, конечно, естественно для многомиллионного движения. Но даже если взять руководство и актив… "Валенса говорил мне, что если бы армия и служба безопасности были в его руках, я бы давно гнил в тюрьме", – рассказывал слесарь судоверфи Анджей Колодзей, лидер забастовщиков Гдыни.
В общих чертах расклад сложился такой. Ветераны правозащитники и статусные эксперты профсоюза – диссиденты Яцек Куронь, Адам Михник, Кароль Модзелевский, Генрик Вуец, историк Бронислав Геремек, экономист Эдвард Липиньский – выступали исключительно за мирный протест в рамках законности и за диалог с вменяемой частью ПОРП. Их сторону принял первый председатель "Солидарности", великий электрик Лех Валенса. Но активисты профсоюзных первичек, рабочие и заводская интеллигенция, были настроены гораздо жёстче. Многие исповедовали принцип "можем повторить". А то и рвались посчитаться за коммунистами за десятки лет произвола.
Срабатывал здесь и идеологический фактор. Куронь, Модзелевский, Липиньский были убеждёнными социалистами. Начинали они и вовсе твердокаменными марксистами. (Липиньский бился за демократический социализм ещё на баррикадах 1905 года). Уж не говоря, что почти все левые диссиденты в своё время состояли в ПОРП. Региональные же активисты были яростно антикоммунистичны. Ян Рулевский – правый либерал. Анджей Колодзей и Анджей Розплоховский – правые национал-демократы. Щецинский кладовщик-пожарник Мариан Юрчик и варшавский металлист Северин Яворский – католические националисты. Инженер-электронщик Анджей Гвязда – хоть и социал-демократ, но с юности тренировался в стрельбе и хранил взрывчатку.
Эти люди были готовы на жёсткую конфронтацию. Открыто к тому призывали. Реально не ждали, а готовились. Хотя подготовиться не успели. И характерно, что в 1989 году обычно осуждали Круглый стол и договорённости с ПОРП. Характерно и то, что эти имена у нас не столь известны, как участники Круглого стола. Ибо экстремисты, ага… Вообще-то их называли "фундаменталисты “Солидарности”".
Естественно, они тоже предпочитали мирные пути борьбы. Забастовки. Демонстрации. Профсоюзные требования. А главное – стремительное формирование органов самоуправления. Берущих на себя жизнеобеспечение и вытесняющих партийную бюрократию с предприятий и территорий. Самоуправленческий проект "контрвласти" разработал стратег "Солидарности" Модзелевский. Кстати, автор профсоюзного названия. А на практике развивали Щецинский и Быдгощский профцентры Рулевского. Идеологически далёкие от социалиста Модзелевского. Вот она – Солидарность.
Быдгощское партийное руководство к "бетону" не причислялось. Это были типичные центристы, даже с лёгким как бы либеральным уклоном. Сколько-нибудь заметных "титушечных" организаций здесь не замечалось. Но Быдгощский профцентр стоял в авангарде радикализма "Солидарности". Именно такой специфический регион вожди ПОРП избрали для первого пробного удара. На остриё конфликта выдвинули малоизвестных тогда чиновников местного уровня. Роман Бонк временно исполнял обязанности воеводы, Владислав Пшибыльский был его замом, Эдвард Бергер председательствовал в воеводском совете. "А за их спиной – Ярузельский, Каня и Ольшовский".
Триггерной темой стала легализация профсоюза крестьян-единоличников "Сельская Солидарность". Сельское хозяйство ПНР, как известно, тема особая. ПОРП – единственная такая компартия в мире – отказалась от сплошной коллективизации. После 1956 года, во время "гомулковской оттепели", большинство колхозов-совхозов (здесь это называлось "кооперативами" и госхозяйствами) были распущены. Землю вернули в крестьянскую собственность. "Они нам доказывают, будто ленинское учение о коллективизации, видите ли, не подходит для поляков!" – возмущался меж своими Андропов. Но настаивать из Москвы не решались. С Польшей и так хватало проблем.
Надо отметить, польские коммунисты поступили довольно мудро. Крестьяне, партизанившие в конце 1940-х, теперь успокоились. От добра добра не искали. Деревенские собственники превратились чуть не в опору коммунистической власти. Во всяком случае, к рабочим волнениям они не примыкали. Своих бунтов тем более не устраивали. Уже то показательно, что когда "Сельская Солидарность" наконец была создана, в профсоюз вступили менее половины польских крестьян. При том, что рабочий вне "Солидарности" был почти музейной редкостью.
Но всё же недовольство режимом ширилось и на селе. Крестьянские активисты требовали официально утвердить документы наследственных прав, покончить с многолетней неясностью в этом вопросе. Продавать меньше водки. Строить больше костёлов. Ввести в армии институт католических капелланов. Ну и легализовать деревенский профсоюз – а то что, мы хуже городских, что ли?!
В крестьянские лидеры выдвинулся "безусый Валенса" – молодой единоличник Ян Кулай (парню быстро снесло крышу звёздной болезнью, впоследствии он перешёл на сторону режима, в свободной Польше попадался на коррупции и пропагандировал традиционные ценности). Начались переговоры инициативной группы с делегацией Минсельхоза. Утвердить наследственные права коммунисты согласились сразу. Наплевать, что там теоретизировали Маркс с Энгельсом, политэкономия – дело …надцатое, главное вопрос о власти. По поводу водки уступали уже со скрипом, тут живые деньги. Строить костёлы – ну, по мере возможности. На это средства нужны, которые, кстати, с водки поступают. А вот по капелланам и профсоюзу упёрлись намертво.
Первое – понятно: армейской идеологией может быть только марксизм-ленинизм, в котором наша сила! Со вторым хитрее. Вы же не какие-нибудь наёмные роболе, терпеливо объясняли чиновники крестьянам. Вы же индивидуальные хозяева. Какой вам профсоюз? Это только голодранцам нужно. У почтенных собственников профсоюзов не бывает. Цинично подмигивая, хозяева всей страны искали общего языка с хозяевами полосок земли. Но не нашли. Крестьяне стояли на своём.
9 марта 1981-го крестьянские активисты учредили свой профсоюз на конференции в Познани. "Компартия пребывала в страхе перед распространением революции из города на село", – вспоминал Ян Рулевский. Крестьян решительно поддержал Быдгощский профцентр. На 16 марта он назначил забастовку солидарности. А на 19 марта договорились обсудить вопрос на заседании Быдгощского воеводского совета. Профсоюзная делегация состояла из двадцати семи человек – пятеро крестьян-инициаторов, остальные из рабочего профцентра. "Это был элемент нашей тактики (теперь он кажется смешным): пытались привлечь к революции местных функционеров, раз уж не удалось сделать это с партийными бонзами", – говорил Рулевский в интервью "Новой газете" тридцать пять лет спустя.
Президент Анджей Дуда вручает орден Возрождения Польши Яну Рулевскому, 2021
За происходящем в Быдгоще пристально наблюдали из Варшавы. Теперь из документов известно: план был на контроле в Политбюро, Ярузельский просматривал лично, политическую координацию осуществлял Ольшовский. Исполнение поручили сводной группе МВД под руководством генерала Стахуры и полковника Платека. Оперативное командование принял полковник Ян Велох. Ответственными на месте назначили быдгощских полковников Коздру и Дрынду. Местное партийное руководство Ольшовский скинул на секретарей Богдана Дымарека и Януша Земке. Как всегда в таких случаях, начальников набиралось немногим меньше, чем рядовых исполнителей.
Бонк и Бергер радушно приглашали солидаристов на заседание совета. Коздра пообещал, что "представителей трудящихся милиция не тронет". То есть элементарно заманивали – чтобы унизительно выдворить. В чём и заключалась задуманная политическая демонстрация: так будет с каждым. Но делегаты сразу обратили внимание на подозрительное милицейское мельтешение. С утра улицы патрулировались усиленными нарядами, к зданию совета стянулись ЗОМО. Не говоря о кишащих неизвестных в штатском. И попросту закрылись в одном из кабинетов совета. Платек и Велох тут же отрапортовали Стахуре: положение осложняется. Варшавский генерал быстро перетёр с Ольшовским и распорядился: включать запасной план.
Делегатов "Солидарности" пропустили-таки в зал заседаний. Вошли лидеры профцентра – Рулевский, Токарчук, Готовский, Линярский, Вендерлих. От крестьян – Юзеф Вазбиньский, отец и сын Бартоще – Михал и Роман, юрист Мариуш Лабентович. Напротив сидели вице-премьер по сельскому хозяйству Станислав Мах, секретарь Дымарек, вице-воевода Бонк… Встреча классов.
Быстро проштамповав повестку, председатель Бергер закрыл заседание. Не было двух часов дня. Тема "Сельской Солидарности" выпала из обсуждения. Солидаристы заявили протест и предупредили, что не уйдут. Вышел из здания только Готовский и только чтобы позвонить Валенсе. Тот немедленно выехал в Быдгощ. Тем временем куда следует позвонил и Бонк. Вместо депутатов зал заполнили зомовцы майора Беднарека.
Солидаристы отказывались уйти, пока не будет выполнено официальное обязательство властей – рассмотреть вопрос. В напряжённом сгущении проходил час за часом. В семь вечера Беднарек поставил ультиматум. На Рулевского, однако, и сегодня где сядешь, там и слезешь. Что он ответил майору, лучше не цитировать.
Активисты "Солидарности" после избиения
Команда "фас!" последовала в шесть минут девятого."Jeszcze Polska nie zginela!" – загремело в ответ. Пошло побоище. "Хватай Рулевского!" – орали зомовцы, но месили всех без разбора. Старику Бартоще вообще сломали челюсть. Вместе с ним в больницу попали Рулевский и Лабентович. Так закончилась сессия. Кстати, "Sesja" назывался оперплан Стахуры.
Назавтра стены в польских городах украсились надписями "Pomscimy Rulewskiego! – Отомстим за Рулевского!" Призыв Валенсы к выдержке и соблюдению законности быдгощская толпа встретила угрюмым молчанием. Двухчасовая забастовка в городе прошла уже 21 марта. На следующий день здесь же экстренно собралась Всепольская комиссия "Солидарности". С непреклонным решением: либо расследование и наказание устроителей провокации, либо всеобщая бессрочная.
Власти нагло обвинили Рулевского в опасной езде и убийстве пешехода – дескать, "там он и получил свой синяк". Но быстро сбавили тон, увидев, куда поворачиваются дела.
Получалось нечто вроде теперешней "спецоперации" – за вельможное хамство назревала суровая расплата. 25 марта уже вице-премьер Раковский, уполномоченный самим Ярузельским, примчался на встречу с Валенсой. Вопрос о "Сельской Солидарности" он пообещал рассмотреть на правительственном уровне. Профсоюзу было предоставлено время для изложения своей позиции на государственном ТВ – первый случай в соцлагере. Только отмените забастовку!
Но даже если бы Валенса захотел отменить, это было уже невозможно. Рабочая масса шла теперь за "фундаменталистами" и готовилась к последнему-решительному. "Мы вам доверяем не больше, чем вы жене, которая вас обманывает!" – орал суровый Юрчик на смешавшегося Раковского. "Нам бы у вас пропаганде поучиться", – шипел в ответ вице-премьер (нам бы, кстати, тоже не мешало). Но на помощь правительству пришёл предстоятель Костёла кардинал Стефан Вышиньский. Он призвал найти компромисс – хотя бы из-за опасности "внешнего фактора".
Намёк был прозрачней некуда. Как раз в те дни Варшавский договор проводил масштабные учения "Союз-81". Командовал маршал Виктор Куликов (в будущей ельцинской России советник Павла Грачёва). Катовицкий первый секретарь Жабиньский обивал пороги советского консульства: помогите как в Венгрии и Чехословакии, потом будет поздно! Впрочем, даже генералы ПНР списывали эти призывы на легендарный алкоголизм товарища.
С огромным трудом Валенса и эксперты провели промежуточное решение. Забастовка всеобщая, но не бессрочная, а предупредительная четырёхчасовая. Гвязда от лица всех "фундаменталистов" назвал это роковой ошибкой. Ибо был момент действия. При массовой поддержке, растерянности властей и уверенном намерении Рейгана железной хваткой остановить Брежнева (времена-то были нетолерантные: Пентагон планировалвоенную блокаду Кубы и переброску в Европу дополнительных боеготовых контингентов). Но слово Валенсы весило больше. Массы подчинились ему. Во Всепольский забастовочный комитет под председательством Валенсы вошли и Гвязда, и Юрчик, и Готовский. Всего одиннадцать человек. Но без Рулевского, он ещё был в больнице.
В историю мирового рабочего движения забастовка 27 марта 1981 вписана как феномен. Точное количество участников неизвестно по сей день. Разброс – от 13 до 17 миллионов. Получается, забастовщиков было раза в полтора-два больше, чем членов "Солидарности".
С восьми утра промышленность и транспорт остановились тотально. За ними последовала сфера образования. Медики работали, но носили красно-белые повязки великого профсоюза. Даже телевидение вывесило при логотипе "Solidarnosc – strajk". Проще сказать, кто не бастовал – чиновники и те, кто в погонах.
Призыв к забастовке 27.03.1981
"Достоинство, порядок, спокойствие" – констатировали иностранные корреспонденты. Ни одного противоправного инцидента. Ни грамма алкоголя. Безоружные рабочие патрули железно гарантировали незыблемый правопорядок. На четыре часа власть в ПНР фактически перешла к профсоюзным комиссиям, базировавшимся в заводских крепостях. Мощь и эффективность солидарного самоуправления была наглядно доказана. Национальный забастком правил несравнимо увереннее ЦК и Совмина. В полдень всепольский гудок вернул страну к работе.
"Сельская Солидарность" вскоре была легализована. Применение силы в Быдгоще правительство признало "чрезмерным". Профсоюз получил регулярное время на телевидении. Через некоторое время освободили группу политзаключённых. Но о наказании провокаторов и костоломов власти отказывались даже речь вести.
Быдгощский март переломил ход Карнавала Солидарности. Ушла всеобщая эйфория. Массовый энтузиазм сплёлся с тревогой. Стало ясно: "они" не изменились, это всё те же шматяки, готовые на любую подлость и насилие.
Обстановка стремительно пронизывалась хмарью, нравы ужесточались. Власти всё откровеннее грозили пустить в ход оружие, народ всё решительнее выражал ненависть к хозяевам.
Физически партаппаратчиков пальцем не трогали (разве что один из пропагандонов получил по голове – но вероятно, в денежной разборке, чего и сам не скрывал). Однако они, за исключением разве что Скшипчака и Фишбаха, боялись показаться на улице. Задыхаясь в яростном бойкоте. "Товарищ Ярузельский, товарищ Кищак, что вы сидите как сфинксы?! Вы будете нас защищать?!" – истериковали "руководящие и направляющие". Вот он, кстати – настоящий мирный протест.
Летом по стране прокатились "голодные марши". В июле IX чрезвычайный съезд ПОРП перешерстил руководящий состав. Подсократили и "бетон", и "либералов" – зато, как с гордостью сказал Каня, выбрали как никогда много товарищей в погонах. В сентябре-октябре двухэтапно прошёл I съезд "Солидарности". В резолюциях говорилось о гражданском мире, плюрализме и самоуправлении. Ответом ПОРП стал пленум ЦК 18 октября: Каня сошёл со сцены ("жертвоприношение Сташека"), первым секретарём утверждён генерал Ярузельский. Партия однозначно, уже без нюансов, ставила на военную диктатуру.
Ярузельский прямо заявлял: предстоят крайности, и вина за них будет на "Солидарности". Кищак на правительственном Комитете национальной обороны объявлял "состояние военной угрозы". Сивицкий распоряжался в генштабе готовить режим ЧП. Стахура запустил формирование опергрупп захвата и обустройство лагерей интернирования. На улицы польских городов выходили военные патрули. Сотни офицеров проводили встречи с гражданами и гражданками: всем сидеть ровно, армии надоел балаган. В телевизоре показывали молодого солдата-срочника (имя, на его счастье, история не сохранила): "Выполню любой приказ партии и командования!" Началась раздача оружия "титушкам" в особых "отрядах политической обороны".
В стране нашлось немало честных ментов. Особенно как раз после мартовских событий.
Многих возмутило использование милиции в блуднях партии и СБ. Майоры из Быдгощской комендатуры Генрик Гауфа и Мацей Зегаровский даже организовали открытое письмо в партийный официоз за полусотней подписей. В июне их единомышленники создали свой независимый профсоюз. Вступали туда обычно сотрудники патрульной службы, угрозыска, отделов БЭП и следственных органов – те, кто постоянно контактировал с благодарным народом и бесился от безнаказанной номенклатурной коррупции.
Возглавили профсоюз поручик Виктор Микусиньский, сержант Иренеуш Сераньский, подпоручик Юлиан Секула, капрал Мирослав Басевич. Эта организация отличалась особой жёсткостью и решительностью в антикоммунистическом противостоянии. Ибо знали изнутри, с кем имеют дело.
Активисты милицейского профсоюза предупреждали друзей из "Солидарности": начнётся не сегодня-завтра. Приходили и ветераны-повстанцы: берегитесь, по вам ударят. Жёны офицеров госбезопасности плакали на плече Збигнева Буяка: "Они строят лагеря, они готовы стрелять, сделайте что-нибудь!"
Делали. "Солидарность" готовила международный Конгресс польской культуры. Люди не верили. Потому что "не те времена". Потому что "все мы поляки". Потому что "Запад не позволит". А главное – "Ярузельскому это невыгодно!" Мудрые аналитики оппозиции как дважды два доказывали, что генерал никогда так не поступит – это же совершенно неразумно, он просто пугает-блефует.
Как всё это нам знакомо. "Во что вы теперь не верите?"
Очнулись за полмесяца до часа X. Когда зомовские вертолётчики подавили забастовку курсантов пожарного училища. Когда в сейм поступил законопроект о чрезвычайных полномочиях правительства. "Солидарность" начала продумывать ответ. 3 декабря в Радоме собрался президиум Всепольской комиссии. Рулевский предложил срочно формировать своё временное правительство, защищённое рабочими патрулями. На Щецинской судоверфи, у Юрчика, рабочие проголосовали за передачу всей власти Общественному совету народного хозяйства – всепольскому органу трудового самоуправления. Тут уж Валенса не мог пересилить умеренностью: "Конфронтация неизбежна, конфронтация будет".
11 декабря Всепольская комиссия съехалась в исторической колыбели "Солидарности" – Гданьске. Предстояло утвердить Радомскую платформу профсоюзного сопротивления: требование к правительству публично отказаться от чрезвычайщины, иначе общенациональная забастовочная готовность. Заседали два дня. Против итоговой резолюции выступил… Анджей Гвязда. Поздно, считал он. Надо было объявлять бессрочную в марте. А теперь только лишние жертвы. "Когда была тёплая погода, “Солидарность” не принимала мер. Сегодня, в преддверии холодов, руководство профсоюза толкает нас на конфронтацию, которую мы проиграем". Кто кого куда толкал, могут быть разные мнения. Но предсказание сбылось. Вспоминается известная присказка Аркадия Бабченко: "Ах, какой был тёплый декабрь в 2011 году…"
Поздно вечером 12 декабря первые секретари комитетов ПОРП, командиры воинских частей, территориальные коменданты милиции и их заместители по СБ вскрыли запечатанные пакеты. Незадолго до полуночи по всей Польше оборвалась телефонная связь. В ночь на 13 декабря 1981 года 100 тысяч военных, милиционеров и гэбистов при бронетехнике, вертолётах и боевых кораблях под командованием Ярузельского приступили к захвату страны.
"Война какая-то, – проговорил варшавянин Марек, вышедший на улицу, не посмотрев телевизор. – А с кем?" "С тобой", – ответил зомовец и прицелился в него. Господствующий класс без обиняков заговорил с подданными своего государства.
Официально власть сконцентрировал Военный совет национального спасения. Знаменитая WRONa-"ворона". Реально – неформальная "Директория", генерал и ближайшие присные. Четверо генералов, четверо партбоссов: Ярузельский, Кищак, Сивицкий, Янишевский, Барциковский, Милевский, Ольшовский, Раковский. Если уж быть совсем точными, их назвали: "восемь палачей".
Танки Войска Польского в городе, 13.12.1981
"Нужно действовать как можно активнее, чтобы добиться перемен. Верность моей стратегии подтвердило военное положение. Когда за решёткой оказались и радикалы, и умеренные, и вообще ни в чём не виновные", – пишет Ян Рулевский в российской интернет-газете "В кризис.ру". В Гданьске его повязали одним из первых.
Сопротивление в Быдгоще подавили, надо сказать, быстро. И без стрельбы, как в Силезии или Гданьске. Гвязда ведь был недалёк от истины: люди устали. Демонстрацию человек в двести (из 270-тысячного профцентра) разогнал отряд ЗОМО. Штаб-квартиру на улице Мархлевского опечатал комендант. Воеводскую власть принял комиссар WRON полковник Мусял. В его военный комитет вошли начальник штаба округа Пшибыльский, комендант милиции Коздра, секретари воеводского парткомитета Жмудзиньский, Земке, Бандошек, ещё несколько полковников и чиновников.
Через три недели в Быдгощ по поручению Политбюро приехал инструктор ЦК Шукала: "Если бы не военное положение, то не мы сидели бы в этом зале, не товарищ Жмудзиньский председательствовал бы за этим столом, а… этот ваш Ян. И совсем другой флаг висел бы здесь". Барциковский в Гданьске был лаконичнее: "Нам не удалось справиться. Армия берёт на себя".
А 15 марта 1982-го в Быдгоще снова произошло исключительное событие. Шло партсобрание в городской ЗОМО. Где-где, но здесь никаких заморочек не ожидалось. Ни один зомовец не входил в свободный профсоюз. Случались, правда, заходы в костёл (как у Гая Гисборна: "Иногда мне кажется, что Бог всё-таки есть. И тогда мне становится страшно"). Но слово взял плутоновый, то есть взводный, по имени Богдан Анджеевский. И уж сказал… Что за приказы, все нас ненавидят, жёны парней бросают, уж хоть бы платили получше!
Замкоменданта по политвоспитанию майор Руткевич выволок Анджеевского на горком с персональным делом. Однако слух о смелом Богдане разошёлся в ментовской среде. "Группа сотрудников перестала уважать дисциплину и руководство", – с тревогой констатировалось в секретном отчёте комендатурской парторганизации.Однако и шире: "Люди опасаются утратить социальные и демократические завоевания Августа 1980". Эти крамольные слова писал не подпольщик в листовке, а секретарь горкома Богдан Михалак в докладе. Наследие Быдгощского профцентра, сразившегося в Быдгощский март, оказалось неистребимо.
Но сопротивление военному режиму и победа "Солидарности" – уже другая история.