Истинное знание — знание причин.
Galileo Galilei (1452–1519)
Прежде чем ополчиться на зло, взвесьте, способны ли вы устранить причины, его породившие.
Luc de Clapiers Vauvenargues (1715–1747)
...причины в истории, как и в любой другой области, нельзя постулировать. Их надо искать...
Marc Bloch (1886–1944)
Упрекать человечество в чём бы то ни было — это всё равно что упрекать вулкан в вулканической деятельности. Даже к образованию несопоставимо меньшего масштаба, как интеллигенция, такие претензии как минимум смехотворны. Другое дело — столь малая группа людей, которая образуется, если рассматривать не всю интеллигенцию, а лишь её мыслящую часть. Позвольте, скажет читатель, а может ли интеллигенция быть не мыслящей? Увы, может. Более того, немыслящие в ней преобладают. Мыслящие люди — это люди с внутренне непротиворечивым мировоззрением, способные беспристрастно мыслить, а такое дано не многим. Легко согласиться, что таких людей действительно мало. Трудно назвать точную их долю, но однозначно их меньше одного процента. И это не случайность — таков "замысел" Природы. Но это другая тема — не будем отвлекаться.
Мыслящим личностям противостоит огромная масса людей, типичному представителю которых присущи следующие, глубоко укоренившиеся в его сознании взгляды, качества и установки:
- Ему абсолютно непонятны и, как следствие, он не воспринимает и не приемлет понятие самоорганизации и наличие объективных закономерностей в жизни общества. Для него причины любых событий исчерпываются желаниями действующих лиц, он преувеличивает сознательную роль общества. Анализ глубинных причин явления находится за пределами его представлений и мыслительных возможностей. Такое простомыслие и примитивное восприятие картины мира толкают его к простым решениям и рецептам, которые могут быть только радикальными.
- Его отличает безразличие к истине, в лучшем случае он озабочен слепым поиском какой-то смутно ощущаемой "правды". Нечувствителен к логическим противоречиям и мыслит согласно известному силлогизму: если из посыла А следует вывод В и вывод В — приятен, то посыл А — истина. В противном случае посыл А неверен. Опираясь на такую логику самообмана, часто одновременно исповедует взаимоисключающие положения. Дорожит своей "слепотой" и соглашается признавать реальность только на собственной шкуре.
- Полуобразован, что делает его идеальным объектом для пропагандистского манипулирования. Очевидно, таких людей имел в виду британский журналист Патрик Кокбурн (Patrick Cockburn), когда писал: "Искусство манипулирования устало от своих жертв".
- Для него понятие и термин, его обозначающий, слиты, а слово-ярлык, постепенно вытесняя смысл, начинает в его голове жить самостоятельной жизнью и тем самым создает универсальную возможность для манипулирования его сознанием. Потому как ярлык можно наклеить, а понятие нет.
- Он может понять собеседника, только когда с ним говорят с его собственной позиции, в ключе его собственной психологии. Если же собеседник анализирует какую-либо проблему с позиции, ему незнакомой или неприемлемой, он просто перестаёт воспринимать слова собеседника. Такому человеку свойственно, говоря словами Гаспара Монжа (Gaspar Monge), "отвращение к напряжению ума".
- Строит "доказательства" и аргументирует только примерами. Неспособен сравнивать совокупные количественные характеристики рассматриваемых объектов, если они не фиксированы, а как-то распределены.
- Не готов понять и принять, что причины и следствия явлений и событий разделены интервалом времени, иногда довольно значительным. И чем больше этот интервал, тем труднее ему соотнести причину и следствие.
- Ему присуща антиличностная социальная установка и стадный инстинкт. Не являясь развитым как личность и не воспринимая таковыми других, он оценивает своё окружение только через сравнение с собой и склонен видеть в других психологически самого себя.
- Как обыватель он не мыслит историческими категориями (и не должен, кстати, мыслить, ведь такова природа массового сознания). Такие люди оперируют другими понятиями, типа: плохой — хороший, добрый — злой, любит — не любит, справедливый — несправедливый, наш — не наш и т.п. Иными словами, они вовлечены в ближнее взаимодействие с себеподобными. А на дальнодействующее взаимодействие с действительностью, где только и возможно вскрывать причинно-следственные связи, действующие в обществе, они не способны. А без этого у обывателя остаются только две возможности — верить или не верить, что он и делает. Сегодня он верит, а когда вера не оправдается, перестанет верить и будет утверждать, что его обманули. Вот такое пассивно-бездумное отношение к жизни.
Таковым обнаруживает себя средний типичный житель планеты, если взглянуть на него беспристрастно и непредвзято. Такие люди составляют пугающе растущее большинство населения. Поэтому доминантой ХХ века следует считать не впечатляющий по своему масштабу прорыв в фундаментальных науках и высоких технологиях, а беспрецедентный рост доли полуобразованного населения планеты. Вот такую бомбу не очень замедленного действия и получил в наследство XXI век. Безудержный рост доли полуобразованных людей сродни нашествию варваров в начале нашей эры и функционально, и по ожидаемым результатам. Их неосознаваемые действия должны привести к разрушению современной цивилизации, слишком оторвавшейся от уровня основной массы населения планеты. Современные варвары — это не вторгшиеся пришельцы — они диффузно включены в тело современной цивилизации, которая их и породила. Природа таким образом снимает возникающую напряжённость, которая и выступает движущей силой процесса. Именно в этот период вступает современный мир. Конечно, это произойдёт не завтра, но и не через сто лет, а гораздо раньше.
Полуобразованные люди, или иначе хамы, — это наиболее реакционная, наиболее внушаемая и посему наиболее активная и агрессивная часть общества. Объединив две мысли — Эрика Хоффера (Eric Hoffer) и Фридриха фон Хайека (Friedrich von Hayek), — можно утверждать, что эти люди, к сожалению, не пустоголовые. Их головы набиты всевозможными заблуждениями, а заблуждения возникают в умах тех, у кого желания простираются гораздо дальше, чем понимание. И с этим ничего не поделаешь. Айн Рэнд (Ayn Rand) утверждала: "Разум для человека — инструмент выживания. Для выживания человека необходимо освободить тех, кто думает, от тех, кто не думает". Хотя мысль в высшей степени справедлива, но в той же степени нереализуема, ибо противоречит предназначению человека в этом мире. Так что XXI веку есть чем развлекаться.
Коль скоро цель настоящей работы — это анализ драмы российской идентичности, я напрямую обращусь к мыслящим людям России, пригласив всех их, к примеру, в лекционный зал какого-нибудь университета. Мне представляется, что дискуссия оказалась бы плодотворной. Ведь большинство присутствующих вслед за уважаемым Андреем Анатольевичем Пелипенко могло бы повторить: "Ради искусственного оптимизма я не хочу закрывать глаза на то, что представляется мне очевидным".
С тех пор как в немой России после Петра пробудилась мысль — вначале индивидуальная и позже медленно растущего культурного слоя, — она стала индикатором общественного неблагополучия страны и остается таковой по настоящее время. Подтверждая тем самым справедливость слов Петра Столыпина: "В России за 10 лет меняется всё, а за 200 лет — ничего". Сказано с болью и отчаянием. Так в чем же заключается этот инвариант российской истории, о чем так сокрушался Петр Аркадьевич? Представляется очевидным, что имелись в виду "мерзости российского бытия" и, главное, нереформируемость страны. Ясно также, что столь долгий и стойкий порядок вещей не может быть случайностью, тому должны быть глубокие фундаментальные причины.
* * *
Прежде чем перейти к анализу проблемы, хотелось бы высказать три предварительных соображения.
1. В отличие от естественных наук, в науках социальных при выявлении тех или иных закономерностей или причин установить, от чего последние не зависят, часто оказывается не менее, если не более, важным, чем то, от чего они зависят. Поскольку в социальных науках оперируют не строгими доказательствами, а правдоподобными рассуждениями, с помощью которых обосновывают те или иные утверждения, то очень легко может возникнуть — и часто возникает — ситуация, когда различные и даже противоположные толкования, имеющие изоморфную логическую структуру, могут стать объектом малозаметной подмены.
2. Рассуждая о системах, состоящих из большого количества подсистем (народ, нация, теисты, атеисты, мужчины, женщины и т.п.), следует помнить, что система как целое образование обладает свойствами, которыми компоненты системы не обладают. К сожалению, многим представляется общая характеристика, к примеру, некоего человеческого сообщества как результирующая от сложения соответствующих характеристик отдельных членов общества, наподобие сложения векторов. Это слишком упрощенная картина. Во-первых, эти векторы не независимы — они зависят от величины и направления других векторов, а во-вторых, как следствие, они зависят от самой результирующей.
3. Есть сущности, которые легче постичь через гуманитарные знания, а есть сущности, постижение которых через естественнонаучные знания продуктивнее и легче. Конечно, есть еще такой важный фактор, как аналитические способности постигающего. Однако в любом случае следует помнить, что Природа не поделена на факультеты.
Наверное, следует рассматривать как трюизм утверждение, что любое сообщество живых существ в этом мире, будь то племя, стая, нация, семья, рой и прочее, решает, по существу, одну-единственную кардинальную сверхзадачу — задачу выживания и самосохранения. Решает непрерывно, каждое мгновение своего существования.
О стаях можно будет поговорить как-нибудь в другой раз, а сейчас нас будут интересовать исключительно человеческие сообщества. А конкретно — этнос, нация. Движущая сила, обеспечивающая решение этой задачи, выступает в основном на бессознательном и подсознательном уровнях. Что касается так называемой "сознательной" деятельности человека, то она со всеми ее "достижениями" служит, часто опосредованно, этой же цели. Неважно, пишет ли человек стихи, сажает картошку, убивает кого или спасает, осваивает космос или ворует. Ибо "хотя человек и может делать, что хочет, но не он решает, что ему хотеть".
Коль скоро побудительной причиной для написания этой статьи явилось стремление разобраться с проблемами, с которыми сталкивается русский этнос, то он и будет главным объектом нашего анализа.
На протяжении всей своей истории (правда, не столь долгой, как у многих более древних народов) русский этнос сталкивался с одной фундаментальной проблемой, которая со времён Гостомысла так и остаётся его ахиллесовой пятой, которая, по существу, и сформировала Россию как "тысячелетнюю рабу". Проблема эта — самоорганизация. Точнее — неспособность русского этноса самоорганизоваться в такой форме общественного устройства, которая его же и устраивала. О причинах мы порассуждаем ниже, но факт остаётся фактом: за пять веков, что Россия существует как единое и независимое государство, она так и не сумела решить для себя эту задачу. Излишне говорить, что такого рода задачи не решаемы чужими руками и никто за Россию решить её не сможет по определению. Вопрос этот, естественно, не обойдён вниманием исследователей, как отечественных, так и зарубежных, и на эту тему сказано много слов правильных, ещё больше неправильных. А бессмысленным словам, не относящимся к сути, вообще нет счёта. Но даже когда говорятся правильные слова — это обычно копание в следствиях.
Итак, мы преследуем цель выявить не просто причины, а первопричины. Здесь необходимо сразу пояснить — конечно же, категория первопричины сама по себе условная и относительная. То, что может рассматриваться как первопричина, естественно, само может оказаться при более глубоком рассмотрении следствием более фундаментальной причины. Поэтому, говоря о первопричине, мы имеем в виду тот предел анализа сути явления вглубь, который достижим сегодня и который объясняет с единых основополагающих постулатов наибольшее количество фактов-следствий. Безусловно, более одаренный автор, и тоже сегодня, наверное, способен на более глубокий анализ проблемы. Но у меня нет иного пути, как исходить из степени своей одаренности и своих способностей.
Первопричина хронических российских бед, тянущихся за этой страной уже более тысячи лет, состоит в том, что русский этнос еще не вышел из начального периода борьбы за существование. Русский народ еще не переплавился в историческом котле в нацию, которая бы жила в согласии с самой собой. Процесс этот продолжается, и говорить, что он близок к завершению, явно преждевременно. Действительно, по всем основополагающим вопросам жизни страны общество всегда расколото. И сегодня, как и век назад, справедливы слова Николая Бердяева о том, что "...нет народа, в котором соединялись бы столь разные возрасты, который так совмещал бы XX век с XIV веком, как русский народ. И эта разновозрастность есть источник нездоровья и помеха для цельности нашей национальной жизни". И это не является секретом, мыслящие люди неоднократно об этом писали.
"Никаких общих, для всех нас обязательных принципов мы не признаем, и потому, кроме внешней связи, не имеем между собою ничего общего, точно мы собрались из разных стран и принадлежим к разным народностям" (К.Д. Кавелин "Наши недоразумения", 1878 год).
"Общественные идеалы нашего народа находятся еще в процессе образования, развития. Ему еще много надо работать над собою, чтоб сделаться достойным имени великого народа. Еще слишком много неправды, остатков векового рабства засело в нем, чтоб он мог требовать себе поклонения и, сверх того, претендовать еще на обращение всей Европы на путь истинный" (А.Д. Градовский "Мечты и действительность", 1880 год).
Но вот проходят каких-то 130 с лишним лет и...
"Такова цена хождения по кругу несостоявшейся русской нации и несостоявшегося русского государства, вечного возвращения к примитивным, в сущности первобытно-варварским способам не национального, а донационального самоутверждения" (Дмитрий Шушарин, 2009 год).
"У нас нет общих ценностей. Мы остались народом, но не превратились в нацию, объединенную базовыми представлениями о жизни. У каждого есть свой мешочек ценностей, зажатый в руке" (Виктор Ерофеев, 2012 год).
Вне всякого сомнения, во всяком обществе должны присутствовать и жить самые различные мнения — без этого вообще не может быть ни развития, ни прогресса. Более того, есть вещи, по которым в обществе могут придерживаться стольких мнений, сколько людей населяют страну, и это не будет иметь каких-либо значимых негативных последствий для последней. Однако в зрелом развитом стабильном обществе его представителей всегда объединяет ряд фундаментальных положений, которые образуют некую базовую положительную систему ценностей общества, и здесь очень существенно, чтобы устойчивое и заметно превалирующее большинство граждан исповедовали её и охраняли её. Консолидация на такой почве и была бы залогом стабильности общества, придающим спасительную инерционность нации в период крутых поворотов истории. Причем, что очень и очень важно, это была бы внутренняя стабилизирующая сила, а не внешняя. Следует прямо сказать — такой системы ценностей у русских нет, она отсутствует, не выкристаллизировалась. Поэтому, как представитель еще только формирующейся нации, русский человек не доверяет русскому человеку, не доверяет своей способности к самодисциплине и самоорганизации как средствам противостоять анархии и хаосу. Именно поэтому страна практически не реформируема. Ведь без сознательного содействия людей и времени невозможно осуществить фундаментальные коренные преобразования1).
Стороннему наблюдателю (а он и не обязан вникать в суть) в этом вездесущем недоверии и в безразличии к унижениям видится единственная общность россиян. Правда, сегодня к этому добавилась всеобщая ненависть ко всему и ко всем. Сразу оговоримся, безразличие к унижениям в данном контексте не означает, что русский человек нечувствителен к ним или, как мазохист, любит их. Нет, дело в другом. Коль скоро русских людей унижает их собственная власть и только власть, а, с другой стороны, сильная власть — это то единственное, что удерживает Россию от хаоса и развала, то такое отношение к унижениям — это та плата, которую русский человек добровольно платит "сильной руке", чтоб она, не дай Бог, не ослабела. Русские ощущают любую власть как меньшее зло по сравнению с безвластием. Русские люди рассчитывают, что государство защитит их друг от друга. Это делает русскую душу слабой и готовой к подчинению. Внутренне они признают право государства вмешиваться в свою жизнь, включая частную, если это нужно для укрепления державы. Именно поэтому для русского человека понятия "родина" и "государство" слиты, почти что синонимы, а государство всегда стоит над обществом. Отсюда и его буквально наркотическая тяга к "сильной руке"2). Русский человек право на себя с удовольствием делегирует правителю и на этом свою миссию считает исчерпанной. Дальнейшая его общественная активность сводится к пассивному ожиданию, что правитель будет мудро, честно и справедливо заботиться о нем. И это при том, что он ни на минуту не сомневается, что власть обманет и не оправдает его ожиданий. "В России общество не испытывает иллюзий по поводу эффективности государственной власти, но при этом боится, что начальство уйдет и бросит его на произвол судьбы. Безальтернативность власти — один из ее мощнейших ресурсов" (А. Макаркин). Или, как метко заметил Борис Дубин, о главной установке россиян: "Государство — это не я!" Так что нравится ли это русским или нет, реальность такова, что русский народ выступает всего лишь как средство в руках государства, а вовсе не как цель. Более афористично эту мысль сформулировал философ Мераб Мамардашвили: "Россия существует не для русских, а посредством русских".
(Продолжение следует)
______________________
1) Обозначим через N число жителей России за исключением детей, которые не умеют говорить и ходить, и тех жителей, которые находятся в коме. Тогда выражение
N(N-1)/2
даст нам число всевозможных пар не доверяющих друг другу людей. Другими словами, в России практически никто никому не доверяет. В этом вездесущем недоверии и проявляется чуть ли не единственная, не приносящая радости, общность россиян. Но такую общность, увы, нельзя использовать для политического и экономического прогресса, для этого нужен хотя бы минимум доверия.
2) У русских чрезвычайно сильно развито чувство личных отношений, но им так и не удалось трансформировать человеческие привязанности в формальные неличные связи, столь необходимые для эффективного функционирования общественных и политических институтов. Поэтому им необходима "сильная рука", чтобы регулировать их общественную жизнь, то есть вертикальный контроль, заменяющий недостающие горизонтальные связи, которые так хорошо развиты в западных обществах (Richard Pipes).
