Запад, конечно же, заблуждался, когда после падения коммунистического режима надеялся вовлечь Россию в семью цивилизованных демократических стран. В конечном счёте Россия всегда окажется, в пику Западу, в сомнительной компании каких-нибудь диктаторов и тиранов, а не Европы и Америки. Таким патологическим образом она снимает психологический дискомфорт, вызванный застарелым комплексом неполноценности (на почве мании величия, как справедливо заметил Антон Орех). А Западу, думаю, понадобится ещё время, насыщенное событиями, прежде чем он избавится от этого досадного заблуждения. Правда, сегодня на Западе не без помощи российского президента начинают, наконец, медленно осознавать своё заблуждение.
России, конечно, очень хочется видеть себя в компании ведущих цивилизованных развитых стран. Иногда ее потуги просто забавны и напоминают знакомую многим ситуацию, возникающую на стадионе, когда при забеге на стайерскую дистанцию группа лидеров "догоняет" аутсайдера, обогнав его на целый круг. При этом на время возникает иллюзия, что все бегут как бы на равных. Не знаю, льстит ли такая ситуация аутсайдеру на стадионе, но знаю точно, что России льстило, когда она подвизалась в рядах стран 7-ки, изображая 8-ку. Не являясь великой державой ни по каким параметрам, она удовлетворяет свои, ни на чем не основанные амбиции самым что ни есть патологическим образом и, что давно не удивительно, часто во вред собственным интересам. Великоватая Россия таки нашла свою "экологическую нишу" — всеми доступными ей способами осложнять жизнь странам, в ряды которых так хочется попасть, то есть заниматься тем, чем занималась всегда, — вредительством. Это её основной ресурс, который всегда под рукой. Другими словами, когда иного не дано, можно пытаться действовать по старому русскому принципу — нам ничего не надо, лишь бы у вас ничего не было (кстати, это не русская пословица, как некоторые простодушно могут счесть).
Для снятия (точнее, смягчения) психологического дискомфорта, кроме упомянутых выше главных защитных реакций, Россия не гнушается и недостойным плебейским поведением, угощая себя мелкими радостями. Так, она не находит в себе сил скрыть радость по поводу трагических неудач, случающихся на Западе. Выискивает у Запада свои недостатки и пытается преувеличить их. При этом, одержимая противостоянием, Россия постоянно сравнивает себя с нелюбимым Западом, но делает это довольно своеобразно (на что обратил внимание Борис Парамонов): реальностям Запада противопоставляет не русскую реальность, а русский идеал.
Много чего другого постыдного делает Россия по отношению к своему народу и народам других стран, но ей не стыдно. У испанского народа есть поговорка: "У стыдливости только два врага — любовь и болезнь". Особенно, добавим мы, если любовь безотчетно пьянит, а болезнь тяжелая. Интересно, что поговорка справедлива по отношению не только к людям, но и к странам. С постоянством, достойным иных случаев, Россия убедительно демонстрирует ее справедливость везде, где может. Вряд ли кто заподозрит Россию в любви к кому бы то ни было, а вот болезнь дает о себе знать постоянно. Слова Константина Леонтьева — "Россия должна править бесстыдно" — означают: когда рушится Россия, не до приличий и стыда, все средства хороши. Поэтому Россия столь нечувствительна к позору, поэтому у неё напрочь отсутствует благородство сильного, но в избытке присутствует мстительность слабого. И, наконец, именно в силу фундаментальности причин русскому народу столь трудно возвыситься до понятия чести.
Итак, как же видятся в свете всего сказанного перспективы трансформирования России в цивилизованную страну с правовым строем?
Перестройка (будем под этим затасканным и вводящим в заблуждение термином понимать фундаментальные качественные преобразования по реформированию страны, которые имели бы устойчивый и необратимый характер) в России может завершиться успехом, только если она будет инициирована "снизу". Ибо только в этом случае народ будет защищать и продвигать реформы, а не оказывать им отпор и сопротивление, скрытое или явное, боясь, что это может привести к развалу государства. А именно так вели и ведут себя низы при всех имевших место перестройках "сверху" в российской истории.
"Низы" же могут начать перестройку, только если они не будут чувствовать опасности возникновения анархии, хаоса и, как следствие, угрозы распада страны. Ощущение же такой опасности не возникнет, если народ станет доверять своей способности к самодисциплине и самоорганизации. А это последнее будет иметь место, когда у русского народа завершится процесс его становления в нацию, которая жила бы в согласии с самой собой. Если б развитие России происходило в не столь зависимом от других стран мире, то рано или поздно она достигла бы этой столь необходимой ей цели. А для такого рода процессов требуемое время существенно превышает десятилетия. Однако Россия не предоставлена сама себе в этом всё более взаимозависимом и жестко конкурирующем мире, и возникает кардинальный вопрос — а располагает ли она таким временем? Увы, есть основания полагать, что не располагает. Потому как "сверху" ли, "снизу" ли реформы еще можно инициировать, но невозможно реформировать подсознание народа по заказу. Необходимый для этого исторический путь должен быть пройден целиком и полностью. В актуальной жизни подсознание народа весьма консервативно, его изменение — процесс в высшей степени медленный. Ускорить его могли бы лишь экстраординарные шоковые события в жизни народа, часть из которых не пожелал бы пережить и врагу.
Сегодня, провалив очередную перестройку и пребывая, по меткому выражению Ключевского, в "нахальном бессилии", Россия, поддерживая одной рукой спадающие штаны, озирается по сторонам и, размахивая ядерным жупелом второй, мечтает утереть кому-нибудь нос, чтоб хоть как-то потрафить своему уязвленному самолюбию. Тем не менее Россия продолжает оставаться опасной страной, ибо самые опасные страны для цивилизованного мира вовсе не те, которые обладают оружием массового поражения, а те, которые страдают комплексом неполноценности. Опаснее их только страны, которые страдают комплексом неполноценности, обладая оружием массового поражения.
Хорошо известно, что политическую и военную стратегию в СССР и теперь в России разрабатывали и разрабатывают аналитические структуры как собственно КГБ, так и подконтрольные ему институты и отделы под крышей Академии наук и других ведомств. (Мы будем придерживаться аббревиатуры КГБ, так как кроме названия в этой организации ничего по существу не изменилось.) Краткая и точная характеристика КГБ не так давно была дана в одной работе: "Эта организация, — писал автор, — одна из самых всесильных в истории человечества, предстает свирепой и беспринципной, высокопрофессиональной и, парадоксальным образом, чудовищно некомпетентной".
Действительно, только в сфере оперативно-тактической деятельности наряду с крупными провалами у КГБ имеются и крупные успехи. Что-то мастерски выкрали, кого-то удачно завербовали или умертвили, где-то организовали государственный переворот, куда-то внедрили своего агента или выявили вражескую агентурную сеть, взломали код или устроили провокацию и так далее и тому подобное. Но очевидно и другое — воровать, убивать, вербовать, внедрять и так далее ведь не самоцель, а все это должно служить главной стратегической цели, ради чего и существует эта доблестная организация, а именно: безопасности государства, его укреплению и сохранности. А вот здесь, на стратегическом фронте у бравых аналитиков из КГБ стопроцентный провал. Распад СССР они уже блестяще подготовили и осуществили. Теперь вдохновенно трудятся, чтобы повторить свой успех, но уже с Россией.
Хорошо известно, что очень часто государство больше всех ослабляют люди, которые только о том и думают, как бы его укрепить. Нет сомнений, а сегодняшние их дела однозначно подтверждают, что в КГБ искренне не понимают, что СССР развалили не в Беловежской Пуще на троих, а профессиональные патриоты из их печально известной конторы. Показательно и поучительно, что поражение, которое СССР одержал в холодной войне, складывалось из многих побед, которые он потерпел в силу беспросветно мудрой политики партии и правительства. Это победы в Берлине в 1953 году, Венгрии в 1956 году, в Новочеркасске в 1962 году, в Чехословакии в 1968 году, в Польше в 1982 году, в Тбилиси в 1956 и 1989 годах и далее в Баку, в Вильнюсе, в Риге и во многих других местах и сферах. Какой же страшный разрушительный потенциал у российских побед!
Сегодня, когда гебня у власти, у народа, который "с трудом населяет страну", может возникнуть соблазн обвинять во всех грехах эту самую власть. Но это несправедливо. "Нации, как и женщине, — писал Карл (кажется, Маркс), — не прощается минута оплошности, когда она могла отдаться проходящему авантюристу". Но русский народ — свободный народ, а свободный народ волен жить в рабстве. Как утверждал Джон Стюарт Миль (John Stuart Mill): "Нация не нуждается в защите от собственного желания". А история России, — "борьба невежества с несправедливостью", — продолжается. Так что "прошедшее еще предстоит", как утверждает мудрое немецкое изречение.
Некоторое время тому назад один известный, не лишенный таланта человек беседовал на "Радио Свобода" с ведущим и слушателями, естественно, о российских проблемах. Оппонируя высказанному мнению, что русские органически не приемлют демократию, обосновал свое несогласие тем, что многие русские, эмигрирующие в демократические страны, прекрасно вписываются в жизнь этих стран, успешно реализуют себя и не чувствуют никакого дискомфорта. К сожалению, здесь обе дискутирующие стороны демонстрируют на удивление поверхностный, упрощенный взгляд на проблему. Представляется очевидным, что подсознание человека, переселившегося на Запад, с облегчением сбрасывает "с дежурства" охранительное бремя, которое всегда бодрствовало на родине. Теперь его, конечно же, не тяготит вопрос: а не приведет ли демократия, скажем в Великобритании, к хаосу и нет ли угрозы развала страны. А пользоваться плодами демократии русский человек был не прочь и в России. Он в поисках справедливости направлял свое дело в Страсбургский суд, ему больше нравился уровень жизни и социальная защищенность западного человека, его больше устраивало иметь дело с западными партнерами и так далее.
Конечно, в глубине души ему очень хочется, чтоб и в России был честный независимый суд, избираемый парламент, чтоб его права гражданина реально гарантировались конституцией, но для этого он должен не противиться демократическим преобразованиям, а способствовать им. Но трагедия русского человека (правда, массами не ощущаемая) в том, что он не может себе это позволить. На родине он, ощущающий себя частью коллективной личности, в силу причин, о которых говорилось в статье, не может ставить под удар государство-родину. И так будет продолжаться, пока идет становление нации. Сегодня, когда есть ощущение прямой опасности, подсознание мечется, пытаясь найти спасение в губительном изоляционизме, фашизме, империализме, национализме и прочем идиотизме[1]. Такое деструктивное состояние подсознания очень опасно.
Для полноты картины укажем еще на два характерных признака, подтверждающих справедливость тезиса о недосформированности русской нации. Многие русские философы и просто истинно образованные люди XIX и XX веков пытались постичь своеобразный строй русской души, ее традиционную систему ценностей и характер жизненных инстинктов. Один из выводов, к которому пришла русская мысль, состоял в отсутствии у русских "дара создания средней культуры" (Н.А. Бердяев). Один из авторов знаменитого сборника "Из глубины" С.А. Аскольдов сформулировал эту мысль следующим образом:
"В составе <...> всякой души есть начало святое, специфически человеческое и звериное. Быть может, наибольшее своеобразие русской души заключается, на наш взгляд, в том, что среднее специфически человеческое начало является в ней несоразмерно слабым по сравнению с национальной психологией других народов. В русском человеке, как типе, наиболее сильными являются начала святое и звериное".
Думаю, что нет нужды особо обосновывать утверждение, что для проявления святости и звериного начала человеку не требуется сколько-нибудь заметного национального единства народа — эти качества по преимуществу индивидуальные. В то время как для развитого срединного гуманистического начала — требуется. Ибо без национального единства человек не может создать, говоря словами того же С.А. Аскольдова, "эмпирически благоустроенную личную и общественную жизнь, расположившись на земле не как на временном бивуаке, подобно святому, а в намерении культивировать эти земные условия и себя самого в них на неопределенно долгие времена". Из сказанного, конечно, не следует, что в русском человеке слишком много святости и звериного. Отнюдь нет. Думаю, у многих других народов этих качеств не меньше. Просто "несоразмерно слабое" третье начало выпячивает два других, создавая иллюзию, что среди русских одни святые или звери. И эта иллюзия будет исчезать в той мере, в какой будет продвигаться процесс становления русской нации.
Второй признак, имеющий под собой ту же причину, — это ценностный подход к истине, то есть когда "интерес поставлен выше истины", когда имеет место "утверждение двух истин, полезной и вредной", как писал Н.А. Бердяев. Как уже говорилось, над русской душой довлеет охранительное бремя. Нелицеприятная истина подозревается в способности расшатать, а то и разрушить устои российской государственности. Самое печальное состоит в том, что душа народа права. Русский народ ратует за свободу высказываний, за демократию (и то в доморощенном понимании), когда она далеко за горизонтом и ею даже не пахнет (в этой ситуации она не опасна!). Когда же высвечиваются ее контуры и появляется возможность (пусть иллюзорная) ее реализации, тут же включается механизм отторжения. Вспомним, сколько так называемых демократов во время перестройки переметнулось в ряды "державников", "националистов", "фашистов" и прочих скорбноголовых. А поток в обратном направлении был строго равен нулю. Подсознание работает четко. А в основе всего — всё та же недосформированность единой русской нации.
Весь вклад русских в мировую культуру — это вклад отдельных личностей, которым государство в лучшем случае не мешало, а в худшем, истязая, убивало. Реализация этого вклада не требовала обязательного наличия национального единства народа (хотя оно не помешало бы). Здесь мне представляется важным указать на принципиальную возможность реализации способностей и таланта индивидуума даже при тоталитарном режиме. Конечно, цена за самореализацию при этом, как правило, бывала чудовищной. Да и чудовищная плата не всегда была гарантией, но мы сейчас говорим о принципиальной возможности. Николай Вавилов, Александр Чаянов, Марина Цветаева, Осип Мандельштам состоялись как ученые и поэты, заплатив за это своими жизнями.
А вот что принципиально невозможно создать в неконсолидированном, в не обремененном общими положительными ценностями, в расколотом по всем основополагающим вопросам жизни страны обществе — это парламент, независимый суд, разделение властей. Ибо отсутствует необходимое условие для их реализации. Поэтому все эти институты носят в России имитационный характер. Да и в этой имитации не было бы нужды, если б не внешний мир. А если ещё понимать, что независимый суд — это, помимо прочего, центральный экономический институт страны, то надежды иметь эффективную экономику более чем эфемерны.
Меня всегда несколько удивляло отсутствие глубокого обстоятельного анализа этого, быть может, самого существенного аспекта проблемы русского этноса со стороны представителей мыслящей интеллигенции. В лучшем случае имеет место простая констатация факта вроде: "Мы страна умных людей, неспособных договориться" (А. Аузан). "Люди у нас хорошие, а народа нет" (В. Астафьев).
Видимо, что-то мешает русским мыслящим людям доводить анализ проблемы до конца, до вскрытия первопричин. Приведу один характерный пример некорректного рассуждения, ставящего барьер на пути к пониманию. В своей давней статье "Чему бывать, того не миновать" известный политолог Дмитрий Фурман писал: "...предполагать, что русские, в отличие от большинства народов, до скончания следующего века будут голосовать как им укажет начальство, значит предполагать их "генетическую" ущербность, принципиальную неспособность управлять собой. Думаю, что утверждать это не может даже крайний "русофоб".
Мне представляется, что господин Фурман такой постановкой вопроса искусственно загнал себя в ловушку, из которой не видит выхода. Однако такая жесткая связь логически не безупречна и даже безосновательна. Такое поведение голосующих возможно и без "генетической" ущербности. Этому могут быть другие причины, о которых говорилось выше.
Или другой пример. Начну с цитат двух довольно известных авторов. "Ну не глупые же мы на самом деле... Или русские и впрямь какой-то заколдованный народ?.." (Алла Латынина, 1990 год). "Мы ведь ничем не хуже, я считаю. Мы не глупее, не ленивее и даже не более буйные, чем все в мире" (Николай Шмелев, 2004 год).
Такого рода высказывания, где в терминах умный/глупый пытаются найти объяснения различным, ввергающим в отчаяние инвариантам российской жизни, произносились и публиковались многими и неоднократно. Однако такой подход не только бесплоден, но, главное, ставит размышляющего человека в безвыходное, тупиковое положение. Не зря было призвано на помощь слово "заколдованный". Сложность положения состоит в том, что для выхода из этого "творческого" тупика следует прийти к несколько неожиданному (во всяком случае, для многих) умозаключению, а именно: российские проблемы не зависят ни от ума русских, ни от их глупости. Точно так же, как действие лекарства не зависит от формы коробочки, в которую оно упаковано.
Для простоты и наглядности проиллюстрируем сказанное воображаемым мысленным экспериментом: чудесным образом увеличим уровень консолидации и доверия внутри русского народа, вручим ему объединяющую национальную идею (над поиском которой народ изнемогает по сей день), и главные проблемы народа стали бы решаемы, даже если до некоторой степени занизить его умственные способности. В то время как обратная мысленная операция — завышение интеллектуального уровня народа, но снижение уровня консолидации и прочих атрибутов — только ухудшила бы ситуацию. Не исключено, что в скором времени станет возможным подтвердить сказанное компьютерным моделированием (технически это возможно уже сегодня, проблема же в отсутствии достаточно глубокого понимания самого явления, без чего невозможно составить программу, адекватно моделирующую реальность).
Совсем недавно известный журналист и публицист Александр Невзоров — человек думающий и пишущий — сделал следующее примечательное признание:
"... почему страна, у которой были бы все шансы быть великолепной, быть бы украшением человечества, почему она снова и снова возвращается на вот этот маразматический древний мракобесный круг, когда всё начинают приносить и счастье, и развитие, и медицину, и социалку, и будущее, и учебу детей, почему начинают вновь приносить в жертву очередной абсолютно неразрешимой и иллюзорной глупой идее? И непонятно, кто виноват в этом? Непонятно, в чем разгадка этой, в общем, грандиозной интеллектуальной загадки о несчастье России?
...Симптом вот той российской драмы, загадки, которой мы не можем разгадать. Я, например, для себя пока не могу. То есть это мною признается как одна из серьезнейших интеллектуальных загадок современности (вот этот вот трагизм России и выбор ею безумного и бесперспективного пути при том, что у этой страны, вроде бы, есть всё для того, чтобы всё было иначе). Я не могу понять, кто виноват? Я не могу понять даже, где искать корни этого зла? В культуре? Да вряд ли, потому что культура, в общем, абсолютно вторичная и всем остальным странам она не мешала развиваться. Да и культура абсолютно бессильна, скажу я вам".
Не знаю, нашёл бы что-либо полезное для себя в моих рассуждениях Александр Глебович, доведись ему прочитать этот текст, но очевидно другое — проблемы, обозначенные в настоящей статье, должны быть подняты и обсуждаемы в обществе.
Короткий эпилог
Изложенные в этой работе соображения мне представляются очевидными, не содержащими ничего принципиально нового. В сущности, всё сводится к двум положениям:
1. Фундаментальная причина, из-за которой Россия никак не может встроиться в современную цивилизацию в качестве конкурентоспособной страны, — это неконсолидированное, расколотое общество, с не доверяющим друг другу народом. Все прочие частные проблемы страны, какими бы важными они ни были, — это всего лишь следствия.
2. Мыслящая часть российского общества сторонится исследовать первопричины проблемы, очевидно, ошибочно полагая, подобно Д.Е. Фурману, что придётся прийти к неутешительному и неприемлемому выводу.
Так или иначе, этот текст, несомненно, принёс бы пользу прежде всего русскому читателю. Польза была бы несравненно большей, если бы автором этого текста был бы уважаемый Иван Петров или Петр Иванов, а не человек с сомнительным именем Абрахам Майвин. В этом, собственно, и заключается мой упрёк к моим мыслящим единомышленникам.
[1] "(Русские) люди живут не желанием улучшить что-то в стране, а надеждой на то, что у остального мира дела пойдут плохо. Ну или долгожданная катастрофа произойдет... И катастрофа таки происходит! Но почему-то не там (по мнению молящихся о ней) и не с теми. И вот тогда начинается: "За что, Господи?!"
(Владислав Юсупов, юрист, Москва. Facebook)
