Умер Владимир Войнович.
Крупнейший российский писатель, чьи книги хорошо известны всем, кто любит современную отечественную литературу. Человек, исповедовавший либеральные убеждения и обладавший явно выраженной гражданской позицией. Имевший собственное мнение по любому, самому спорному вопросу и высказывавший его, не обращая внимания на реакцию окружающих. Не боявшийся идти против течения, если течение шло против его совести.
Принадлежа "по анкете" к числу тех, кого в Советском Союзе во всевозможных отделах кадров было принято называть "настоящими советскими людьми", Владимир Войнович еще в юности понял, что представляет собой жизнь в "кумачовом раю" и на чем — на чьих костях — возведены стены "первого в мире пролетарского государства". Пройдя все его институты — начальную школу, ремесленное училище, армейские казармы и рабочие общежития на стройках, — Войнович пришел в советскую литературу, обладая таким "творческим багажом", которого хватило бы на десятерых начинающих писателей. Прославившись первой же повестью — "Мы здесь живем" и закрепив успех сочинением песни про героических советских космонавтов — "Четырнадцать минут до старта", он вполне мог бы превратиться в преуспевающего литератора средней руки, не претендующего на лавры Льва Толстого.
Но случилось по-другому. Душевные качества Владимира Войновича оказались таковы, что он просто физически не смог ни подличать, ни даже просто молчать и делать вид, что то, что творится вокруг его, его не касается, — а без этого мало-мальски успешную карьеру в советской литературе сделать было невозможно. Как следствие, ярко выраженный сатирический талант Войновича привел его туда, куда рано или поздно попадали все, кто не мог называть черное — белым, говно — шоколадом, а массовые репрессии — отдельными недостатками на пути построения коммунистического общества.
Начав в 1963 году писать свою главную книгу — роман-анекдот "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", — Войнович был обречен на то, чтобы вступить в конфликт с коммунистическим режимом. Что и произошло несколькими годами позднее, после того как перед ним закрылись двери редакций советских журналов и издательств, а из репертуаров театров были изъяты его пьесы. Тем самым режим сам, своими руками сделал из Войновича диссидента.
Писатель не испугался и принял вызов. На протяжении семи лет — после того как в 1973 году он вступил с режимом в открытую конфронтацию и до вынужденной эмиграции из СССР в 1980-м, — в жизни Войновича было всякое. Он прошел через позорное исключение из Союза писателей, шельмование и запугивание, попытку его убийства агентами КГБ посредством отравления и много чего еще. И, наконец, в финале прозвучала сакраментальная фраза: "Имейте в виду — терпение советской власти в отношении вас полностью исчерпано". Что в переводе на обычный русский язык означало: "Или вы поедете на Запад за свой счет — или на восток за наш".
Стремление какого-либо человека во что бы то ни стало посидеть в тюрьме не является признаком здравомыслия. Скорее наоборот. Поэтому когда в декабре 1980 года Владимир Войнович вместе с семьей вынужденно покинул родину и обосновался в тогдашней Западной Германии, это был единственно возможный вариант для того, чтобы продолжать жить и работать на благо свое собственное и своей страны, находившейся под оккупацией преступного режима. Каковой не успокоился на том, что выдавил писателя из станы: вдогонку он был еще и лишен советского гражданства. Узнав об этом, Войнович написал получившее широчайшую известность открытое письмо тогдашнему правителю СССР Леониду Брежневу, отчего-то считавшему себя писателем, в котором предрек скорое наступление времен, когда брежневские сочинения будут сдавать на вес в макулатуру только для того чтобы получить возможность приобрести его книгу про солдата Ивана Чонкина. (Была в те времена в СССР такая уродливая форма утоления "книжного голода": в обмен на 20 килограммов сданной макулатуры советский гражданин мог получить талончик на право покупки в магазине дефицитной книги, не продававшейся просто за деньги.)
Вынужденная эмиграция продлилась недолго. Во времена горбачевской Перестройки (1986–1991) в СССР сначала был отменен запрет на книги Войновича, затем писателю было с извинениями возвращено отнятое гражданство. После краха и распада Советской империи Войнович стал жить на две страны, на два дома — деля свое время между Москвой и Мюнхеном.
В период существования постсоветской России он приветствовал все мероприятия первого российского президента Бориса Ельцина по демократизации общественного устройства, но в то же время выступал жестким критиком тех его поступков, которые считал неправильными и губительными для страны. После того как на рубеже XX–XXI веков в результате самой страшной ошибки Ельцина власть в России была захвачена гэбистской камарильей, быстро повернувшей ход ее истории вспять, Войнович стал одним из наиболее последовательных и непримиримых критиков этого преступного по своей сути режима.
Гэбистско-воровской режим писателя Войновича люто ненавидел. Писатель Войнович режим откровенно презирал и мечтал дожить до того дня, когда "всё это", как он говорил с непередаваемой саркастической интонацией, развалится и сдохнет. В том, что это произойдет именно так, он был убежден — абсолютно. И всегда говорил об этом тем из своих друзей, знакомых и поклонников, кто по каким-либо причинам проявлял неверие, малодушие или впадал в уныние и пессимизм.
Владимир Войнович прожил неимоверно долгую и чрезвычайно насыщенную событиями жизнь. Несмотря на множество всевозможных событий, порой драматических, а порой и трагических, жизнь его, несомненно, была счастливой. Имя его навсегда вошло в историю российской литературы, а книги еще долгие годы будут переиздаваться и читаться — и нынешними любителями изящной словесности, и теми, кто сейчас еще только учится читать по букварям.
Такова посмертная судьба любого настоящего писателя.
