Как всегда, на все есть воспоминание из жизни.
Дело было в семьдесят лохматом году, было лето и не было денег. Мне было 19 лет. И вот от мамы я узнала, что можно на родине пройти 4-дневные курсы старших пионервожатых и отправиться на две смены в пионерлагерь. Да и курсы на турбазе с трехразовой жрачкой.
Турбаза была на берегу Немана, жрачка была хорошая, а по вечерам там работал бар "Серая цапля".На пару коктейлей деньги у меня в общем были.
Курсы были смешные. На первой же лекции нам рассказали закрытую статистику по беременным школьницам города Москва (напоминаю, 1970-е, это к вопросу о советской благостной нравственности) и резюмировали: "Это к тому, что у вас в лагере мальчики и девочки будут испытывать чувство первой любви. которое надо пресекать". Потом рассказали, чем мы просто обязаны загрузить ребят - от оформления аллеи пионеров-героев до подготовки к смотрам разного всякого. Получалось, что на купание у детишек отводится примерно 20 минут за всю смену (понятно, что в реале все это нарушалось, половина смотров была только на бумаге, я это помнила по своим пионерлагерным сменам - но тем не менее). Мне к четвертому дню стало совсем кисло на этих занятиях. А к тому же нас должны были по окончании утверждать в райкоме ВЛКСМ, и я думала, как избежать засады - никто на родине не знал, что я свой комсомольский билет давным-давно порвала и в мусорку выкинула.
Но самое мрачное было - мои соседки по комнате. Номера на турбазе были трехместные, и со мной жили две профсоюзные девки с каких-то фабрик, тоже у них были курсы. Девки были жуткие, примерно годков по 27 от роду. По вечерам они брали с собой в номер бутылку водки, вылакивали ее и говорили о том, что вот они уже съездили в Париж, а еще поедут в Вену, а какой-то Маше "пока даже Чехословакии не видать". И показывали мне какие-то трусы и узорные чулки с этого самого Парижу.
Я пыталась расспросить их, как там в Париже "под мостом Мирабо тихо Сена течет" и все такое, но они почему-то рассказывали, что им не очень показались парижские мужички, потому что вкус у них плохой и смотрят на своих уродских парижских девиц, которые ходят непонятно в чем и без каблуков (при этом шмото-ок в магазинах завались). Я спросила, а как вообще там люди живут (ну уже не ожидая в ответ ничего путного, скорее в порядке троллинга). И тут обе красотки протрезвели и чеканно стали говорить фразы с политзанятий - про эксплуатацию трудового народа и пр.
И что-то мне стало утомительно. Я же все-таки из ЛГУ была, у нас были люди, ездившие на разные конференции за рубеж, и отнюдь не все они были партайгеноссе или гебисты. Иногда выхода не было у начальства, как послать просто хорошего ученого. А поскольку мы дружили с многими преподами, то я и знала, что не так уж голодает в капитализме народ, к тому же в магазинах много еды, в отличие от. Я и сказала профсоюзным девкам об этом.
Что было! Они превратились в фурий и заорали, что я антисоветчица и, наверно, у нас там в Ленинграде много таких отщепенцев. Я эвакуировалась в "Серую цаплю" и истратила свой НЗ на пару коктейлей. Слегка успокоившись, вернулась в нумер. Профсоюзницы уже храпели.
Утром они, изобразив вежливость, спросили, ну как, еду ли я в райком. И тут что-то на меня нашло, и я сказала, что хочу отказаться от этой работы пионервожатой. "И правильно! Поняла, что тебя к детям нельзя подпускать, такие, как ты, не могут воспитывать пионеров!" - услышала в ответ.
И я в самом деле решила отказаться и отказалась. Что-то мне совсем не улыбалось пресекать чувство первой любви и проводить смотры. Я забрала свою сумку с турбазы и на следующий же день, выпросив у мамы 12 рублей на билет, уехала в Питер в пустую общагу. Жрать было нечего, но как-то с Божьей помощью не померла до стипендии.
Но с тех пор вот о советских профсоюзных работниках имею представление.
! Орфография и стилистика автора сохранены
