Если я в России говорю: "правозащитная деятельность", если агитирую вступать в наблюдательные комиссии - у людей лица становятся такие, как будто я их на кладбище позвала.
В разговорах и переписках готовы слушать про все, что угодно, но стоит произнести заветное "нам нужен контроль за местами принудительного содержания, давайте вступать в ОНК" - и все - неловкая пауза.
Культурно чужие - вот кто заключенные для большинства здесь. Путин, в общем-то оказал мне большую услугу, познакомив поближе населением тюрем. С гражданами тюрем - людей с гражданской позицией там предостаточно. Некоторые из них стали моими друзьями. И я умею и хочу их защищать. Поэтому я приняла решение, несмотря на мизерные шансы, все-таки попробовать войти в ОНК Пермского края и подала документы в Общественную Палату.
С Пермского края началась моя правозащита. С одиночной камеры ИК-28 города Березники (название которого федеральная пресса очень долго училась писать без ошибок). С конфликта с администрацией колонии. А вместе с ней и со всей системой ФСИН. Среди местных правозащитников конфликтовать не принято, и со мной не соглашались многие, зато согласился Березниковский суд. В ИК-28 впервые было вынесено решение в пользу осужденного. В мою пользу.
За полгода получилось сделать много. Сократить в 2 раза рабочий день, увеличить зарплаты, добиться наличия нормальных продуктов в магазине колонии, электронной почты. Выправилась вдруг статистика досрочного освобождения. Были отремонтированы общежития.
А потом меня этапировали в другой регион. Перебросили из одной колонии в другую, как мешок, чтобы меньше проблем было. Даже сумки помогли до автозака нести. Проводили, отпраздновали и закрутили гайки. Вернули все, что можно было, рабочий день по 14 часов 6 дней в неделю, например. Мне до сих пор рассказывают освобожденные оттуда девушки, "что было после". И это очень тяжело слушать.
Любить жизнь - вот что, как мне кажется, нужно многим заключенным. Для меня правозащита за решеткой не была рутиной ровно поэтому. Ровно поэтому другие заключенные тоже начинали интересоваться сначала кодексами, а потом и литературой вообще. Когда в ИК-28 я читала лекцию про авангардных поэтов 30-х годов в России девушки впервые не спали на обязательном мероприятии. Мы порушили весь регламент клуба, но все были рады. Даже оперативник, поставленный присутствовать там, заинтересовался. Культурные проекты и образование - это жизненно необходимые для заключенных вещи, это вещи которые сейчас практически отсутствуют. И это надо менять.
"Мы живем под знаком "надзора". Наша повседневная жизнь втиснута в полицейские клетки: они возводятся на городских улицах и на шоссе, вокруг иностранцев и молодежи; снова убеждения объявлены преступлением — меры против наркотиков умножают произвол. Ни у кого из нас нет уверенности в том, что он избежит тюрьмы. И сегодня такой уверенности еще меньше, чем когда- либо". - слова Мишеля Фуко из манифеста, который он зачитал в 1971 году после второй голодовки политзаключенных.
Сегодня, в 2014 году в Российских колониях книги Фуко конфискуют на обысках с пометкой "порнография". В некоторые колонии книги с воли не пропускают вообще.
! Орфография и стилистика автора сохранены
