Важное место во внутриоппозиционных дискуссиях о том, какой быть России после Путина, занимает спор о том, должна ли смена режима сопровождаться принятием новой Конституции. Критики действующей Конституции (в их числе такие уважаемые интеллектуалы, как Игорь Клямкин и Лилия Шевцова) утверждают, что она юридически фиксирует единовластие, политическую монополию, а значит, ни о каком переходе к демократии в рамках этой Конституции говорить невозможно. Есть и противоположная точка зрения, в соответствии с которой проблемы современной России обусловлены не несовершенством Основного Закона, а правоприменительной практикой, идущей вразрез с его нормами, соответственно, демократизация вовсе не требует принятия новой Конституции.
Моя позиция в данном вопросе может показаться несколько парадоксальной: я не считаю действующую Конституцию фатально порочной, но, тем не менее, убежден в необходимости принятия новой.
Попробую объяснить свою точку зрения. Начнем с того, что утверждение, будто существующий Основной Закон юридически фиксирует политическую монополию, строго говоря, некорректно. Как раз напротив, Конституция провозглашает Россию демократическим федеративным правовым государством (статья 1), обязанностью которого является признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина (статья 2). Также, она закрепляет принцип разделения властей (статья 10) и идеологическое многообразие (статья 13). Не буду далее утомлять читателя перечислением конституционных норм, при желании каждый может сам ознакомиться с текстом Конституции и лично убедиться, что она далека от того, чтобы декларировать единовластие.
Это, впрочем, не означает, что нынешняя Конституция полностью лишена недостатков. Наиболее серьезный из этих недостатков состоит в том, что, провозглашая принцип разделения властей, действующая Конституция закрепляет не самую удачную модель реализации этого принципа, наделяя весьма обширными полномочиями главу государства и исполнительную ветвь власти и существенно ослабляя законодательную ветвь. В то же время, явным преувеличением являются утверждения, будто именно этот "перекос" полномочий в сторону исполнительной власти и стал одной из основных причин формирования авторитарного режима в России.
Факты реальной жизни говорят ровно об обратном. Давайте вспомним, как в 1998 году, после отставки правительства Кириенко, Государственной Думе вполне хватило полномочий для того, чтобы дважды отказать президенту Ельцину и не утвердить Виктора Черномырдина премьер-министром, после чего Борис Николаевич вынужден был пойти на компромисс и сформировать первое (и пока что единственное) в истории постсоветской России коалиционное правительство во главе с Евгением Примаковым. Не стоит забывать и о том, что в "лихие девяностые" Конституционный Суд регулярно признавал указы президента неконституционными, тем самым лишая их силы.
Таким образом, заложенная в Конституции модель разделения властей, даже будучи весьма несовершенной, работала и не позволяла установиться президентскому единовластию.
С другой стороны, нельзя сказать, что с наступлением "путинских нулевых" законодательная и судебная ветви власти пытались противодействовать укреплению авторитаризма, но потерпели в этом неудачу из-за нехватки полномочий. Ничего подобного не было и в помине. Государственная Дума, в которой уже в начале 2000 года было сформировано устойчивое пропутинское большинство, послушно проштамповывала все президентские законопроекты, в том числе и те, что прямо противоречили Конституции (об отмене губернаторских выборов, ограничении свободы слова и права на создание политических партий), а присмиревший Конституционный Суд столь же послушно признавал эти откровенно антиконституционные акты соответствующими Конституции.
Таким образом, причина установления авторитаризма в России коренилась не в несовершенстве Конституции, а в гораздо более фундаментальных социально-политических процессах.
Недостатки действующей Конституции если и сыграли в этом свою роль, то весьма незначительную.
Так почему же — может спросить читатель — автор выступает за принятие новой Конституции, если нынешняя не так уж плоха? Все дело в том, что Конституция — документ не только юридический, но и символический. И именно как символ эта Конституция оказалась опорочена, поскольку была использована правящей кликой в качестве прикрытия для построения авторитарного режима. Теперь в глазах значительной части наших сограждан Конституция 1993 года неразрывно связана с этим авторитарным режимом, а значит, уже никогда не будет пользоваться их доверием. Принятие новой Конституции должно будет стать символическим водоразделом, отделяющим обновленную и освобожденную Россию от эпохи путинского авторитаризма.
Подобные прецеденты имели место в истории различных стран. Скажем, принятая в 1875 году Конституция Франции (Конституция Третьей республики) с чисто юридической точки зрения была не так уж плоха. Однако именно в рамках этой Конституции в 1940 году премьер-министром Франции был назначен Анри Филипп Петен, правительство которого капитулировало перед нацистской Германией и установило во Франции коллаборационистский режим. Именно поэтому, желая отмежеваться от позорного периода своей истории, французы после освобождения от оккупации предпочли не восстанавливать действие прежней Конституции, а принять новую.
Теперь несколько слов о том, какой должна быть процедура принятия Конституции. Очевидно, что учесть при разработке проекта новой Конституции различные точки зрения, существующие в обществе, и достичь широкого консенсуса можно лишь путем созыва Учредительного (Конституционного) Собрания. В отличие от ситуации 1993 года, когда обществу был предложен уже готовый проект Основного Закона, и многие избиратели голосовали за этот проект не столько потому, что его содержание их устраивало, сколько из желания иметь хоть какую-то Конституцию и избежать сползания государства в абсолютный хаос, избрание Учредительного Собрания позволит гражданам выразить свою волю уже на самой ранней стадии процесса, поддержав на выборах тех кандидатов, чье видение будущей Конституции им наиболее близко.
Сейчас пока трудно говорить о конкретной "технологии" созыва Учредительного Собрания, поскольку она зависит от того, как именно произойдет смена режима. В том случае, если демонтаж режима будет относительно управляемым (скажем, по примеру польского "Круглого Стола"), то можно воспользоваться механизмом, заложенным в статье 135 действующей Конституции. В этом случае одной из составных частей соглашения о порядке демонтажа режима, которое может быть принято на будущем российском "Круглом Столе", должно стать условие, в соответствии с которым действующее Федеральное Собрание примет федеральный конституционный закон, регламентирующий процедуру созыва Конституционного Собрания, и сразу же после этого инициирует (тремя пятыми от общего числа голосов каждой палаты) его созыв. Если же вместо управляемого демонтажа произойдет неуправляемое обрушение режима, то решение о созыве и процедуре избрания Учредительного Собрания, скорее всего, придется принимать некоему временному правительству или иному переходному органу власти. Впрочем, сейчас мы можем только гадать, как и в каких условиях это будет происходить.
P.S. Следующие статьи серии будут посвящены тому, каким должно быть содержание нового Основного Закона России.
