В очень характерной статье "Россия: быть или не быть" коллег Ивана Тютрина и Александра Лукьянова содержится мечта о выстраивании российской гражданской нации на базе формирования цивилизованного (он же "умеренный", он же софт) русского национализма, о сближении концепции российской (по аналогии с американской, канадской, бразильской) гражданской нации с концепцией русской политической нации (нации-государства по аналогии с польской, грузинской, израильской, французской, немецкой). В этой связи предлагается (в духе вербальной магии) не употреблять понятие "русская нация" в этническом смысле. Однако 99 процентов населения Российской Федерации употребляют слово "нация" исключительно в этническом и даже этноконфессиональном смысле (русский = православный, чечен = мусульманин, еврей = иудей, поляк = католик…). Оставшийся процент знает, что в европах слово "нация" значит совокупность граждан, но во избежание путаницы при чтении их текстов остальными в неэтническом смысле понятие "нация" применяет только к населению США. Впрочем, для США население охотно делает исключение: мол, что с них, с пиндосов, взять — возникли 200 лет назад, корней нет (то, что североамериканские колонии возникли синхронно с Россией в ее нынешних цивилизационных границах, осознает лишь вышеупомянутый процент).
Автор настоящего текста утверждает, что именно развитие умеренного русского национализма и вбивает, вспоминая слова Чубайса о коммунизме, сказанные в июне 1996 года, последний гвоздь в гроб России. Вот те восемь тезисов, которыми он пытается обосновать свою позицию.
1. В последние годы такие разные и по-разному популярные в демократической среде деятели, как Гарри Каспаров, Алексей Навальный и Михаил Ходорковский, провозгласили путь к российскому национальному государству в качестве панацеи от авторитаризма. Лозунг национального государства становится столь же универсальным и революционным, как сахаровский лозунг "Долой шестую статью!" (статья конституции СССР 1977 года о монополии КПСС на власть и политику). Однако население Российской Федерации слишком разнообразно в культурно-историческом смысле, чтобы оно могло консолидироваться на основании общего этнического ядра. Этнических русских, наверное, действительно 80 процентов, но оставшиеся 20 (как показала история последних 150 лет) категорически не согласны ассимилироваться. Приезжающие в США натурализуются не в англосаксов-протестантов, но в обобщенных американцев. И знаменитые WASP также развариваются в "плавильном котле", как и потомки ирландцев, сицилийцев, польских евреев или мексиканцев. Строго говоря, президент Обама ирландского происхождения (как Кеннеди и Рейган).
2. Мы видим острый кризис идентичности России. Нам предлагают выбор этнонациональной, иначе "европейской", модели: отдельно англосаксы, шотландцы, ирландцы, фламандцы, валлоны, сербы, хорваты, косовары, испанцы, каталонцы, баски… Ее итог — это неизбежный распад Российской Федерации. Еще одной "чеченской кампании" страна не выдержит.
Но такой выбор проще и для власти, которая лучше понимает, как обращаться к массам, апеллируя к русской националистической мифологии, и для народа, которому такая мифология греет душу примитивностью и почти сексуальной соблазнительностью.
Нынешний Кремль, как и Кремль 30 лет назад, понимает, что у российского населения есть лишь одна точка в истории, принимаемая консенсусом — 9 мая 1945 года. Поэтому, чем глубже кризис идентичности, тем сильнее казенное педалирование темы. Дальше включаются хорошо известные финансистам (а также всем, жившим здесь в 1992–1996 годы) процессы, связанные с эмиссионной поддержкой экономики… Надсадные "воспоминания", как все вместе били поляков и французов, вызывают у думающих людей только презрение и отвращение.
3. Полностью мифологизировано представление об особой консолидации "этнической нации" (в противовес атомизации имперского большинства), которое возникло из:
а) неосознанной зависти к Израилю (у правых), Сербии (у левых),
б) осознанной зависти к племенной солидарности кавказских диаспор. Серьезнейшие гражданские конфликты и гражданские войны в таких странах, считающихся эталоном этнической монолитности, как Венгрия, Франция, Италия, Германия, Грузия, Израиль и Чечня, полностью разоблачают миф о национализме как факторе стабилизации.
Даже исходя из теории, что национальную нацию создает не общность этнических корней, а социокультурная идентичность, необходимо признать, что любая идентичность может базироваться только на осознании глубинной общности исторической судьбы. А такая общность рождается только из совокупности ответов народа (или элиты от его лица) на экзистенциальные вызовы. Но такие вызовы часто противоположны. Например, указом младшего сопрезидента началом российской государственности объявлено приглашение в качестве кондотьеров варваров-викингов в по тем временам высокоурбанизированный древнерусский полисный союз. Процерковная русская историософия придает огромное значение ритуальному поруганию в Киеве Перуна (исторически древнелитовского бога-громовника). Телевизионный опрос сделал "Именем России" не борца с ордынским игом Дмитрия Донского, но Александра Невского — генерала Власова XIII века. Московское царство возвысилось с того, что князь Иван Калита стал играть при Золотой Орде роль Кадырова (своими войсками он кровопролитно покорял непокорные города, например конкурентов Москвы Тверь и Владимир). Очевидно, что у других народов Федерации в исторической памяти отпечатались иные образцы.
Поэтому общая идентичность может базироваться на консенсусе вокруг общего будущего, а не прошлого. Общее будущее — это равенство в правах и свободах, единство в понимании справедливого общественного устройства.
Софт-национализм предполагает именно ассимиляцию меньшинств в недрах, как с подачи Льва Гумилева стало модно говорить лет тридцать назад, суперэтноса. Но российские меньшинства к этому не готовы (как не готовы стать французами арабы парижских пригородов, стать англичанами великобританские шотландцы и ирландцы или квебекские французы). Они были готовы стать частью российской цивилизации, поскольку она, начиная с Ломоносова, Карамзина и Пушкина, была для них единственным путем к европейской культуре.
Сегодня путь к модернизации лежит и мимо Москвы и Петербурга.
Кстати, сходные проблемы одолели Западную Европу. В позапрошлом и в первой половине прошлого века для сотен тысяч поляков, евреев, итальянцев, испанцев, русских, выходцев из африканских и вест-индских колоний, оказавшихся во Франции, не было чести выше стать настоящим французом. Для миллионов, ныне живущих в арабских районах, французская модель жизни — это упадок и разложение, от влияния которого надо защищаться… То же в Англии, Германии и Швеции. И начался крик о крахе мультикультурализма. Вот в США нет никакого краха мультикультурализма. Твоя культура и религия — твое дело. Хочешь прозябать — живи в этническом квартале. Хочешь процветать — учи язык, учи законы, становись джентльменом, и тебе открыты все пути-дорожки. Социальные лифты известны: нужная профессия или хорошее образование. Дорога в университет для молодых и бедных лежит через спорт или армию. А полиция, суд и миллионы правозащитников защитят твои гражданские права…
4. Россия — безусловно, цивилизация, поэтому ее базисный этнос — русских стали называть суперэтносом. Но это неправильно. Базисный этнос цивилизации может быть таковым, только если собственно этническое в нем приглушено, ослаблено. С точки зрения носителя консолидированного этнического сознания национального меньшинства, такой "суперэтнос" лишен корней, "денационализирован". Зато с позиции "базового этноса" "племенная" насыщенность меньшинств слишком аффектирована. Россия, конечно, субцивилизация, "дочерняя" цивилизация от цивилизации Западноевропейской. Западноевропейская цивилизация, наследница Эллинской и Римской, как бы испустила несколько лепестков субцивилизаций: Русскую, Североамериканскую, Латиноамериканскую. К этому перечню автор считает нужным добавить еще три: Южнобалканскую, Закавказскую и Еврейскую. А рядом на планете существуют Исламская цивилизация, Китайская (ее дочки: Непал, Монголия, Япония, Корея, Индокитай), Индийская (ее дочки: Индонезия, Шри-Ланка, Кампучия). Как (суб)цивилизация, Россия не может целиком превратиться в классическое национальное государство, даже государство русских, из которого "вынуты" ареалы компактного проживания этнических меньшинств.
Автор полагает, что взрыв немецкого шовинизма при последнем кайзере и особенно гитлеризм были болезненными проявлениями отказа грандиозного германского культурного пространства от оформления как цивилизации в пользу этнического немецкого государства. Вспомним, что Германия (как сумма немецких государств) успешно ассимилировала французов-гугенотов в XVIII веке и евреев в XIX веке. В германскую цивилизационную орбиту можно было включить Данию, Голландию, Эльзас, Западную Польшу, Латвию, Чехию, Трансильванию. Не говоря уже об Австрии. Немцы совершенно не стремились к имперскому. От Аргентины и Пенсильвании, до Балкан и Волги спокойно существовали "кляйне Дойчланд" — немецкие колонии, жители которых никогда никакой ностальгии не проявляли. Но был избран иной путь, который в итоге привел немцев к исторической катастрофе и сильно сократил ареал германской культуры.
5. Совершенно ошибочно путать традиционную империю и государство-цивилизацию. После ухода от традиционализма и того, что Тойнби называл "универсальная монархия", цивилизация (субцивилизация) может разделиться на национальные государства (путь Балкан, Западной Европы и постиспанской Латинской Америки), может попытаться искусственно продлить имперское состояние, радикально идеологизировав общество (большевизм, нацизм, маоизм, исламская революция в Иране), а может стать на путь создания государства как гражданской нации, в которой не только религия, но и этническая принадлежность — частное дело каждого, как это произошло в США, в Индии, Пакистане, отчасти в Бразилии, Аргентине, Мексике, на Кубе… Для создания гражданской нации необходимо либо мощнейшее общее культурное поле, необычайно привлекательная для всех и легко перекрывающее локальные этнические культуры (так развивались события в России в 1917 году), либо общее политическое поле — осознание возможностей от нерушимых гарантий гражданских и экономических свобод.
6. Сегодня сложившаяся в петербургский период Российская империя вступила в завершающий период 100-летней трансформации от средневеково-имперского государства к иному, возможному в современном мире состоянию.
Здесь развилка. Если пассивно следовать характерным для Европы XIX–XX веков тенденциям, то в недрах империи должны возникнуть несколько (несколько десятков) национальных государств, включая, разумеется, и русское. Стремительный рост русского этнического национализма в эпоху Александра III и Николая II, приведший к всплеску черносотенных настроений, и ставшая возможной на его фоне антифеодальная национальная политика Столыпина на территориях будущей Восточной Польши — это и есть проявления типичного романтического национализма. Только в Германии и Италии он объединял нации, а в Восточной Европе расчленял империи — Австрийскую и Османскую. Так шло формирование этнорусской идентичности и отдельного этнорусского национального интереса. Однако процесс распада империи был прерван и обращен вспять большевиками, создавшими уникальную модель надэтнической идеологической идентичности, сравнимый только с Халифатом.
Закономерный распад советского Халифата-2, полностью повторивший, только в 20 раз быстрее, историю распада Халифата исламского, освободил Российскую Федерацию. Но она осталась ядром империи, в первую очередь по идеологии новейшей правящей группы и по гипертрофической роли центральной администрации. Соответственно, вирусы распада разрушают ее тело. Идея распада РФ, по крайней мере отделения исламских республик Северного Кавказа уже не вызывает шока в общественном сознании. Еще год назад "русский национал-патриот" — это сторонник присоединения Беларуси, Донбасса и Крыма. Сегодня — это сторонник изгнания кавказцев (в том числе с землей). Имперский "старопатриотизм" Проханова находится в глухой обороне под натиском "младопатриотов", от геополитического сложения перешедших к вычитанию. Сужу по комментариям к своим статьям: еще год назад отчетливо провокативные тексты о неизбежном распаде РФ вследствие разгула этнорусского шовинизма вызывали вал агрессии. Сейчас они становятся предлогом для деловитого обсуждения, что хорошо бы и Сибири получить независимость…
7. Формула "Россия для всех" пуста, потому что она означает только терпимость к меньшинствам, готовность обеспечить высокие статусные позиции русифицированным евреям, грузинам, татарам…
Формула должна быть иная — "Россия всех" . Это американская модель идентичности, плавильный котел. Полного "растворения" не получится, поскольку национальные меньшинства опираются на "ланды" — области своего многовекового проживания, на которых формировались этнические (или субэтнические) государственные или квазигосударственные образования. Нет больше и явного доминирования русской цивилизационной модели. В предыдущие века модернизация и чаемое приобщение к европейской цивилизации на территории Российской империи и Советского Союза можно было получить только через приобщение к русской культуре, через вхождение в русские элиты: административную, силовую, культурную, хозяйственную, научную.
Сейчас приобщение к высшим достижениям западной цивилизации идет мимо русской культуры — в университетах США и Западной Европы.
8. Демократическое государство-цивилизация, построенное на трансэтнической основе, — это вовсе не новая маска на полуразложившемся теле империи, как кажется национал-демократам. Это наиболее совершенный способ существования локальной цивилизации. Ее создание кажется утопией. Действительно, это очень сложная задача, это работа на десятилетия и для политической, и для культурной элиты. Такая же сложная задача, как ликвидация расовой дискриминации в США или национальных конфликтов в послевоенной Западной Европе. Те, кто помнят атмосферу космополитизма в кругах советской интеллигенции в 60-х–80-х годах, могут даже мечтать, что с той точки до перехода к "плавильному котлу" было рукой подать — лишь подтянуть среднего "образованца" до уровня элиты наукоградов и столичных НИИ и КБ…
Этнический национализм просто уничтожает такой сложный подход. Создается простая схема — набор национальных государств, из которых выдавливается (и таской, и лаской) "нетитульная" публика, а оставшимся предлагается признать себя диаспорой, вечный удел которой — знать свое место.
Что же касается русского национального движения, то никаких отдельных этнических русских целей в этой борьбе нет. Русские не испытывают национального гнета. А ведь именно по степени радикальности сопротивления национальному угнетению или национальной несправедливости градуируется национализм от умеренного до ультрарадикального. С точки зрения стандартов современного мира и современного понимания национализма, национализм (применительно к русскому этносу) может иметь следующие четыре общепризнаваемые цели:
- стремление обеспечить русскому этносу суверенную политическую субъектность;
- стремление обеспечить русской культуре доминирование на территории русского политического образования;
- стремление присоединить к России территории компактного проживания русских, являющихся объектом ассимиляции;
- стремление вычленить территории компактного проживания русских из ареалов исторического проживания иных народов ("ландов").
Однако если в общественной жизни будет звучать требование реализации этих лозунгов (что на деле будет означать призывы расчленить как соседей России, так и субъекты Федерации), то демократическое движение будет безнадежно расколото, а общегражданская идентичность не возникнет никогда.
Если бы в ответ на расовые беспорядки 60-х годов правительством США был бы выдвинут лозунг "цивилизованной" защиты белых, а афроамериканцам для получения полноты гражданских прав было бы предложено сперва стать "настоящими англосаксами", то вместо Америки во главе с нынешним президентом мы видели бы полуразрушенную фашистскую страну, в южных штатах которой идет многолетняя партизанская война… И над Эйфелевой башней развивался бы красный флаг победы, поднятый генералиссимусом Брежневым.
Но еще есть возможность дать нации общие представления о свободе.
Очевидно, что в России (любых размеров и конфигураций) уровень демократии еще долго будет вполне евразийский. Более того, если к модернизации относиться серьезно, то ее проведение будет почти столь же болезненно, как и вход в рынок 20 лет назад, поэтому любой режим будет тем или иным способом ограничивать народовластие.
Последняя возможность объединить нашу страну — это объединить ее правом, отсутствием коррупции, государственного рэкета, полицейского и судебного произвола.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
