Мне так часто доводилось сталкиваться с брезгливой реакцией на слово "политики", слышать негативные отзывы об оппозиционных активистах из самых разных источников, что захотелось понять, кто такие современные оппозиционные политики и откуда растут уши их решительного неприятия.
Вполне понятна оценка, которую дает оппозиционерам действующий премьер-министром, во всеуслышание заявляющий, что это люди, которые стремятся к деньгам и власти, успев "наураганить" в девяностые.
Премьер наличествующими у него средствами намерен давить на корню даже не возможных конкурентов, а любую живую политическую активность в зародыше: она ему совершенно не нужна.
Прикормленная думская оппозиция для внешнего наблюдателя лучше или хуже выполняет функцию создания видимости каких-то политических противостояний и интриг, будучи при этом заботливо вылепленной и выпестованной потемкинской деревней. Реальная оппозиция, только возникая, должна быть разгромлена, раздавлена и маргинализирована настолько, чтобы исключить возможность сочувствия и общественного одобрения в любых своих проявлениях.
На выведение оппозиции из борьбы направлена была воля власти, отразившаяся в принятых законах о партиях, о выборах и поправках к ним. Телевидение практически вывело из оборота когда-то знакомые телезрителям лица и имена. Для донесения информации о себе для оппозиционной политики и политиков остался лишь Интернет, да и там для их компрометации безустанно работает средней тяжести артиллерия.
В такой ситуации даже та часть общества, которая гордится тем, что не верит президенту, не верит премьеру и уж ни при каких условиях не верит телевидению, с крайней настороженностью относится к оппозиционным, но все же политикам, возможно, не отдавая себе отчета в том, что за этой настороженностью стоят и президент, и премьер, и пресловутый телевизор.
У политиков, на взгляд даже гражданских активистов, есть, как у снегиря красная грудка, особая отличительная черта: политики хотят пиариться.
Это слово надо произносить с большой уничижительной буквы, на презрительном выдохе, выражая особое отвращение сморщенным носом. Типа запах от их Пиара нехороший. Хороший гражданский активист от экологии, от анархии или от борьбы с мигалками и с гаражами делает какое-нибудь важное дело, а тут набегают политики в поисках Пиара, залезают на головы граждан и светят лица перед телекамерами. Пытаются ухватить кусок чужого, да побольше, да пожирней. Как у них, у политиков, всегда и водится. Впрочем, помощью "от политиков" наше хилое гражданское общество не брезгует: вы помогите, чем можете, а потом катитесь отсюда, ну, по крайней мере, спрячьте ваши флаги — мы не для Пиара тут собрались, а для дела. Вы — политики (плохо), мы — народ (хорошо).
И мы помогаем. И прячем.
Хотя, если задуматься, то можно заметить, что сегодняшние оппозиционные политики "среднего звена" — вчерашние гражданские активисты, так же воротившие чуть раньше от политиков нос. Превращение случается достаточно быстро — когда на это уходит год, а когда — достаточно и пары месяцев. Сергей Канаев, Евгения Чирикова, прежде объявлявшие свои акции то аполитичными, то надполитическими, громогласно честят на оппозиционных митингах премьера Путина. Пожалуй, искренне последовательны в своих антипатиях лишь анархисты, но на то они анархисты и есть. Хоть лозунг "Фашисты убивают — власти покрывают" смело может быть отнесен уже к политической борьбе (с той поправкой, что анархисты борются против власти, а "политики" — за власть, но только в нашей стране в текущий период времени эта разница неактуальна).
Совершенно закономерно, что различные гражданские кампании обеспечивают приток людей во внесистемную оппозицию.
Счет таких людей идет даже не на сотни, а на десятки, но они приходят и пополняют собой ряды тех, кого побаивались или презирали раньше. Эти боязнь и презрение преодолеваются совместной работой и меняющимся взглядом на суть политического гражданского протеста.
Движение "Солидарность" так и сформировалось в первую очередь как объединение различных групп активистов: борцов против войны и против призыва, за права политзаключенных и собственников недвижимости.
Политический протест — всего лишь следующий шаг за частным гражданским протестом,
и мы сложили свои усилия по различным направлениям, переведя их затем в вопросы и претензии не к местным чиновничьим структурам, а к действующей власти в целом. Мы не стали от этого ни хуже, ни глупей, ни злокозненней. Нас никто не купил, и нам, как обычно, ничего не заплатили.
Да, есть не просто основания, а серьезнейшие основания не любить политиков из телевизора, поскольку на кону их политической игры стоят власть и деньги. В существенной части деньги чужие — налогоплательщиков. Что стоит на кону нашей? Тюрьма и сума неизменно. Тяжелая и бесплатная работа, часы, загубленные в районных ОВД, звонки в дверь в неурочный час, вызовы в милицию и ЦПЭ, цепи ОМОНа, дубинкой по башке. Это наш выбор, и на этом пути я не вижу особых бонусов. Мы на самом-то деле тоже боремся против власти, поскольку любые попытки бороться за власть (и примером тому участие в различных выборах) пресекаются на корню.
У меня уже много лет затяжное противостояние с моей мамой, специалистом в области кино. Вы занимаетесь ерундой, говорит мама, а заниматься надо культурой. Просвещать свой народ. Делать малое дело — дарить людям искусство. Вот мои ученики — сценаристы, режиссеры...
Тут мама пускается в пространный рассказ о правильно расставленных акцентах и не оправданных надеждах, возлагаемых на меня... Впрочем, через некоторое время непременно приходит к тому, что ее ученикам — сценаристам и режиссерам негде жить, а зачастую и нечего есть, а друг Путина Никита Михалков отбирает у них последний оплот — Центральный дом кинематографиста, и, быть может, имеет смысл... ну, если не митинг... то хоть какой-нибудь пикет... вы там с вашими организуйте, вам же несложно? Один раз — за важное, за культуру, за тех людей, которые творческие и работают, в отличие от вас, которые только дурью маются. Так как насчет пикета?
Да, бывает несколько неприятно от снисходительного отношения к нам даже и оппозиционно настроенных деятелей культуры и искусства. Да, мы помогаем им, потому что мы согласны с ними, но на выходе обычное: без политиков и без политики.
Прячьте флаги. Мы тут все — не политики, а... люди. Примерно так сказал на недавнем антифашистском митинге Виктор Шендерович, и я невольно поежилась, чувствуя, как выжженное каленым железом клеймо "политика" проступает у меня на лбу, желая запрятать его поглубже под капюшоном. Пытаясь куда-нибудь уединиться, поскольку вокруг люди, а я, что ли, какой-то нелюдь? Среди людей, которые честно вышли, раз в год, скажем, на площадь. А я туда таскалась минимум раз в неделю, потому что надо было помочь то тем, то этим...
Правозащитники… это лучше политиков. Считается, что правозащитники о политику рук не марают. Впрочем, в чем разница? В нашей стране сегодня любой оппозиционный политик — правозащитник, поскольку суть правозащиты — в защите прав граждан от государства, а авторитарное государство тем и авторитарно, что наступает на эти права.
Правозащитник защищает права "штучные", но в какой-то момент понимает, что для защиты прав "оптом" необходима смена действующего режима. И тогда он делает шаг в оппозицию.
Мне хотелось бы, чтобы эта выдуманная пропасть была преодолена. Мы, оппозиционные политики, и те, кто зовет вас на митинги, и те, кто пишет для вас в газетах и журналах, — это вы завтра. Вы — это мы вчера. Мы, уже сделавшие шаг. Узнайте в нас себя и протяните руку не только с криком о помощи, когда тонете, а просто чтобы по-дружески и со взаимным уважением поздороваться.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
