Не так уж и сложно понять, чего добивается российская власть от лидеров бывших советских республик. Она ищет искренней любви, не омраченной ни политическими расчетами, ни соображениями экономической выгоды. Российское руководство хочет, чтобы им восхищались и стремились ему помочь. Однако эксперты, политологи и государственные деятели других стран предполагают, что у российской верхушки другая мотивация. Это заблуждение легко объяснимо. Российские правители при содействии обслуживающего персонала любят создавать себе облик прагматиков, руководствующихся исключительно рациональными соображениями. Возможно, правители действительно таковы во всем, что касается их личных интересов. Когда же дело заходит о государственном курсе, то весь их прагматизм в тот же миг исчезает. Поскольку с прагматической точки зрения необходимо немедленно изменить направление как социально-экономической, так и внешней политики. В противном случае страну неизбежно ожидает катастрофа.
Это было очевидно еще лет семь назад, когда нынешняя властная система только начала складываться. Сегодня сбываются самые мрачные прогнозы, а потому власть старательно уничтожает все механизмы, позволяющие адекватно оценивать процессы, идущие в стране и в мире, и принимать ответственные решения. Она предпочитает жить сиюминутными потребностями и прихотями, не думая о том, чем завершится реализация нынешнего курса, от которого она не может отказаться, не утратив поддержку верхушки корпораций и высшей бюрократии — единственных социальных групп, заинтересованных в сохранении существующего режима.
Поэтому
у российской власти нет и не может быть ни внешнеполитической, ни социально-экономической стратегии.
Есть лозунги, призванные имитировать наличие концепции национального развития, есть эксперты, призванные объяснить, в чем она должна заключаться. Но к деятельности, направленной на достижение стратегических целей, российская правящая верхушка принципиально неспособна. Более того, она не может даже внятно сформулировать долгосрочные цели, поскольку таким образом ей придется взять на себя обязательства, которые она не в состоянии исполнить. Соответственно, государственная власть вынуждена руководствоваться исключительно текущими интересами крупнейших корпораций и наиболее влиятельных бюрократических группировок, неразрывно связанных с руководством страны.
В этом не было бы ровным счетом ничего примечательного. В мире достаточно много стран, политическая система и государственный курс которых обусловлены специализацией на экспорте сырья и энергоресурсов. Но российская власть мечтает быть глобальным игроком, на равных договариваться с ведущими мировыми державами. Она опасается, что в противном случае у нее могут отнять контроль над захваченными национальными ресурсами и ограничить внешнеэкономическую экспансию приближенных к ней корпораций. При этом Россия не должна быть идеологическим центром, предлагающим консолидацию вокруг общих идей и ценностей, каким являлся Советский Союз. Наличие жесткой идеологии ограничило бы свободу действий российской элиты и лишило бы ее возможности пользоваться (по крайней мере открыто) нынешним потребительским статусом.
С экономической точки зрения сотрудничество с Россией представляется менее выгодным, чем с государствами, обладающими современными технологиями и большими финансовыми возможностями (западноевропейскими странами, США, Японией и даже Китаем). Все было бы иначе, если бы российская элита стала чуть более щедрой или преследовала стратегические цели (что вынуждало бы ее делать долгосрочные вложения в политические и экономические проекты). Однако у российских корпораций и их политических ставленников не наблюдается ни стремления улучшить мир, ни способности к стратегическому видению.
Российская правящая верхушка желает, чтобы другие страны поддерживали ее не из выгоды, а по любви.
Это и есть главный государственный секрет России, который, впрочем, не является секретом для тех, кто может беспристрастно оценить результаты внешнеполитического курса российской власти. Но для большинства политиков и экспертов бывших советских республик, по инерции продолжающих видеть в России некое подобие СССР, это не так-то просто. Трудно поверить, что на территории государства, стремившегося к глобальному доминированию, установился режим, озабоченный исключительно собственным выживанием и обогащением приближенных.
Поэтому политики бывших советских республик (и даже некоторых восточноевропейских государств) — кто со страхом, а кто с надеждой — ждут, что Россия вот-вот возьмется за восстановление Советского Союза (а кое-кто уверен, что этот процесс уже начался).
Эти ожидания оказывают сильное влияние на внешнюю политику постсоветских государств. Одни пытаются найти какие-то дополнительные гарантии безопасности, идут на различные компромиссы и уступки, подчас тяжело сказывающиеся на социально-экономическом положении и политической стабильности, ради интеграции в евроатлантическое пространство. Другие стремятся стать внешнеполитическими союзниками России, рассчитывая, что это принесет им экономические выгоды и позволит играть роль посредников между Россией с одной стороны и США и ЕС с другой.
Подобные иллюзии подкрепляются время от времени призывами к интеграции или грозными заявлениями в адрес Запада со стороны российских политиков второго (а подчас и первого) эшелона. Кроме того, в ряде бывших советских республик до сих пор чувствуется ностальгия по стабильному советскому прошлому и общему культурному пространству. Подобные настроения также подталкивают элиты постсоветских государств к сотрудничеству с Россией.
И тут начинается самое интересное.
Оказывается, что реальное партнерство современной России не нужно. Российская правящая верхушка заинтересована в интеграции на постсоветском пространстве еще меньше, чем в ельцинские времена,
когда Россия, отказавшись от претензий на глобальное лидерство, пыталась сохранить статус великой региональной державы. Теперь же предпринимаются попытки встать вровень с ведущими мировыми игроками. Для этого, правда, приходится изображать контроль хотя бы над частью бывшей территории Советского Союза. Поскольку Россия не может осуществлять контроль над другими государствами через отношения сотрудничества (как это делают, к примеру, США и ЕС), она стремится прямо подчинить их своей воле. Никаких рациональных оснований для этого не существует: ни военные, ни экономические возможности России не позволяют этого сделать. Культурное влияние нашей страны постоянно сжимается, поскольку российская массовая культура безнадежно проигрывает европейской и американской. В сохранение же общего культурного пространства СССР нынешняя российская элита практически не вкладывается (если не считать символических жестов). Вот и получается, что бывшие советские республики должны подчиняться России исключительно по страстной любви, а российская власть будет отвечать на их "чувства" в лучшем случае доброжелательной улыбкой, поскольку она не готова идти на какие-либо экономические уступки и дополнительные расходы.
Но подобное отношение не устраивает лидеров стран СНГ. Им, конечно, хотелось бы получить доступ к западным технологиям и финансовым ресурсам. Но не все готовы ради этого выполнять жесткие экономические требования (часто связанные с разрушением оставшейся от СССР социальной сферы) и осуществлять политическую либерализацию. К тому же общественное мнение зачастую выступает в пользу союза с Россией даже в тех странах, где политическая элита проводит курс на евро-атлантическую интеграцию (наиболее яркий пример подобного противоречия — Украина). Что же говорить о Белоруссии, где устремления элиты и представления массового общественного сознания полностью совпадали.
Однако внешнеполитический курс Лукашенко на союз с Россией завершился крахом.
Белорусский президент не сумел вовремя понять, что российской политической элите (примерно с 2003 года) нужен не союзник, а подчиненный, управляя которым она могла бы демонстрировать США и ЕС свое могущество.
При этом российская власть всерьез требует от белорусского правительства передать государственные предприятия российским корпорациям. Это наиболее надежная гарантия того, что Белоруссия и в случае замены Лукашенко, который, как известно, много кого раздражает в российском руководстве, останется под контролем российской власти.
Охрана российских границ и участие в совместных оборонных проектах, которыми так гордится Лукашенко (по его словам, это просто не имеет цены), с точки зрения российской власти, больше всего на свете боящейся реальной военной конфронтации с Западом, стоят немного. Это хорошо в качестве пропагандистского прикрытия, но реальное сотрудничество должно заключаться в другом. В политических шагах, демонстрирующих полную зависимость от России (вроде признания Абхазии и Южной Осетии), и в передаче белорусских предприятий российским корпорациям. Отказ Лукашенко привел к конфронтации и санкциям с российской стороны, которые могут показаться нелепыми только тем, кто всерьез верит в то, что российская элита стремится к восстановлению СССР. У нее другие цели, и Лукашенко, похоже, в этом окончательно убедился. А еще через несколько лет нынешний режим неизбежно окажется в конфликте с Абхазией. Но, судя по всему, так долго он не продержится.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
