Для любой авторитарной системы, особенно обладающей явно выраженным персоналистским, личностным, характером, критической точкой всегда является смена автократа. По сути, вся система управления в этот момент переживает катастрофический сценарий. В случае, если автократия имеет вид олигархического коллективного управления, этот сценарий носит менее выраженный катастрофический вид, если чисто персоналистский – тогда неизбежен более жесткий сценарий вплоть до полной смены курса и политики системы управления.
Причина в том, что вся устойчивость системы держится на одном-единственном факторе – личности автократа. Есть такой любопытный объект – так называемая "капля Руперта". Это стекло, которое в раскаленном состоянии капают в воду. Возникает "капля с хвостиком", причем сама капля обладает крайне высокой механической устойчивостью – ее нельзя разбить молотком и даже прессом. Но достаточно надломить "хвостик", как она мгновенно "рассыпается". Структурно такая капля существует за счет огромного напряжения, возникающего из-за того, что внешний слой стекла затвердевает, а внутренний еще жидкий продолжает сжиматься. За счет этого любой внешний удар распределяется почти равномерно по всему объему "капли", что и определяет ее прочность.
Любые аналогии условны, но на то они и существуют, чтобы описать сложные процессы в более упрощенной форме. Автократ в созданной устойчивой структуре управления – это "хвостик" капли, пока он неприкосновенен – структура сохраняет полную устойчивость за счет перераспределения любых внешних нагрузок по ней целиком. Смерть или его уход разрушает целостность "капли", и она рассыпается буквально взрывным образом за счет напряжений, которые заложены в ней в момент создания.
Математически разрушение целостности структуры описывается функциями, которые теряют в момент наступления критической точки либо непрерывность, либо дифференцируемость, а значит – все изменения наступают скачкообразно. По сути, мгновенно. В случае коллективного управления авторитарной системой вначале стремительно разрушаются сложившиеся балансы в окружении ушедшего автократа-лидера, после чего структура точно так же претерпевает скачкообразное разрушение.
В этом смысле фраза Володина "Есть Путин – есть Россия" на самом деле вполне отражает реальную действительность. Просто нужно учесть, что под Россией понимается не нечто абстрактное, а сложившаяся именно в данный период система управления. Она после ухода Путина в любом сценарии будет разрушена, причем необратимо, за счет того, что сегодня является предельно устойчивой. У нее нет гибкости, полностью отсутствуют даже намеки на механизмы сменяемости власти и реформирования – это и создает объективные предпосылки для ее текущей монолитности и неизбежного коллапса практически в ту же секунду, когда диктор скорбно (или наоборот, радостно – в зависимости от сценария ухода) сообщит народу-богоносцу историческую новость. О которой забудут примерно через десять секунд, чтобы никогда больше не вспоминать.
Обсуждать сегодня, какое именно будущее наступит после критической точки, почти что бессмысленно. Можно лишь определить локусы этого будущего, каждый из которых представляет из себя компактную форму структурных противоречий, представляющих собой потенциал развития и способную превратиться в систему, которая будет модифицировать существующую реальность, превращая ее из вероятного будущего в будущее неизбежное.
Для современной России продолжает действовать базовое противоречие, существующее в неразрешенном виде: огромные размеры, крайне разнородный вид ее составных частей потенциально обладают гораздо большей структурностью, чем иерархическая и архаичная система управления имперского вида (так называемая "вертикаль управления"). Поэтому Россия всегда обладала ярко выраженным противоречием между центром и регионами, которое обычно "заметалось под ковёр" введением жесткого авторитарного режима, балансирующего на грани прямого насилия (а иногда и переходящего за эту грань).
Парадоксальным образом наивысшего своего расцвета, обладающего при этом колоссальным потенциалом развития, Россия достигала не в периоды экстремального напряжения, а напротив – в те периоды, когда центральная власть "отпускала вожжи". Наиболее характерными примерами являются 30-летний период после поражения в Крымской войне 19 века, когда страна занялась своими собственными проблемами, а также период конца пятидесятых и почти до начала семидесятых годов прошлого века.
Затем, естественно, как и при любом стремительном развитии, возникают противоречия между управляющими технологиями, которые всегда отстают, и технологиями материального мира (здесь речь не только о производстве и экономике, но обо всем спектре, который возникает в социальной системе – это и культура, и образование, и воспитание, и производство материальных благ, и развитие информационных технологий). Это противоречие тем быстрее накапливается, чем менее развиты технологии управления, после чего возникает кризис, прерывающий развитие системы. Российское развитие 19 века было прервано смертями двух руководителей, державших курс на неэкстремальное внутреннее развитие страны, "золотое десятилетие" шестидесятых годов в СССР перешло в стагнацию "застоя", накопление избыточного количества противоречий и быстрым скатыванием страны в катастрофу вследствие хаотичных реформ Горбачева.
Характерной особенностью России вот уже более полутора сотен лет является существование и противоборство двух локусов будущего – одно из них создает распределенную и гибкую систему управления (сегодня ее называют федеративным устройством), второй локус – это жесткая авторитарная система управления, ломающая через колено базовое противоречие России. Повторяемость и цикличность катастроф России связана с тем, что противоречие между этими двумя сценариями будущего остается после каждого катастрофического перехода.
"После Путина" мы снова войдем в тот же самый выбор между двумя системами управления – архаичной "вертикалью" или гораздо более современной и более структурной распределенной федеративной моделью. В зависимости от выбора страна либо опять попадет в цикл накопления всех ранее существующих противоречий с последующим катастрофическим обрушением, либо попытается создать принципиально новую для себя структуру (естественно, со своими собственными противоречиями), но обладающей принципиально иным и гораздо большим потенциалом развития. Соблазн вернуться к имперской модели, безусловно, будет гораздо выше, да и психологически она привычнее и для управляющей касты, и для населения страны, но нужно понимать, что конец будет точно таким же – очередной спаситель отечества, который заведет страну в еще большее число проблем, в конце правления которого снова произойдет масштабная социальная катастрофа.
Смена автократа неизбежно ведет к кризису, но именно этот кризис открывает шанс на формирование новой структуры – распределенной и устойчивой.
Стоит лишь повториться – будущее никогда не предопределено. Его можно вычислить по существующему пространству противоречий и решений, но конечный выбор между двумя (обычно двумя, и очень редко – между большим количеством) базовыми путями развития все равно является вероятностным, и станет неизбежным будущим только после того, как будет сделан. И ни одним днем ранее.
! Орфография и стилистика автора сохранены
