Нынешнее послание Путина с вероятностью под сто процентов будет снова бессмысленным набором слов, речевок и прочей шелухи. Что, в общем-то, уже давно заложено в суть этого мероприятия, которое стало унылым ритуалом, долженствующих подчеркнуть лишь одно — наличие стабильности. Это вполне закономерный итог любого правителя, чьей целью является власть и только она. Для чего эта власть — его уже давно не интересует, она самоценна. Отсюда и маниакальное стремление к стабильности, под которой понимается только мертвящая тишина.
Проблема в том, что под любой коростой и засохшим струпом, какой толщины они ни были, всегда есть что-то живое. Которое хочет пробиться через эту корку. А потому всегда и во все времена стабильность заканчивалась крахом. Живое всегда в движении, а если есть движение — то всегда возникает вопрос: куда двигаться.
Фатальной проблемой режима Путина является отсутствие у него образа будущего. Именно этот образ и является базовым запросом социума. Вне зависимости, высказывается он вслух или находится в латентном виде. Раз образ будущего, предъявленный "сверху", невозможен, значит, он будет вызревать внутри и будет предъявлен, когда бетон стабильности треснет.
Однако нужно отдавать себе отчет в том, что сквозь бетон полезет не один одуванчик, а много. И у каждого будет свой собственный образ будущего. Между которыми немедленно начнется соревнование и борьба. Хорошего, между прочим, в этом немного, так как в такой борьбе побеждает не лучший образ, а более успешный в том кровавом хаосе, который наступит за крахом режима. Именно поэтому революция сверху, хотя и бывает обычно менее радикальной и глубокой по отношению к накопленным противоречиям, все-таки более бережно относится к человеку, чем стихийное движение масс, сносящее вокруг себя всё.
Но чего нет, того нет. Революция сверху сегодня — это утопия. А потому нам все равно придется проходить через крах. В какой последовательности — тут вопрос, но скорее всего, по стандартному пути. Через верхушечный переворот (или даже серию), затем распад на отдельные субъекты-улусы, и вот только у них могут появиться образы будущего, которыми они начнут конкурировать с остальными. У кого их не будет — тех быстро "съедят", на поверхности останутся только те субъекты, которые смогут их предъявить. Как правило, всегда остаются два образа (иногда, хотя и реже — три, но не более)
Далее между ними пройдет ожесточенный конфликт, по итогам которого один из образов победит и тогда страна как-то, но пересоберется, либо борьба пройдет "вничью", и тогда на поверхности останутся несколько субъектов, которые как-то, но будут вынуждены сосуществовать.
По этому принципу распадались и пересобиралось большинство нынешних государств, причем многие — неоднократно, так что ничего нового я, пожалуй, и не сказал.
Проблема классическая — отсутствие образа будущего у правящего режима неизбежно ведет к его появлению по итогам краха режима, который и наступает из-за отсутствия у режима будущего.
Для России есть, в сущности, только два образа будущего, причем они по определению антагонистичны, а потому совместить их если и возможно, то только в рамках более высокого уровня развития. До которого можно пройти только по одному из путей, предлагаемых этими образами.
Первый образ — монокультурный, которому соответствует сквозная и моноцентрическая структура управления этим образом. Ее называют "имперской", хотя это слишком упрощенно. Второй образ всегда полицентричен и поликультурен, которому всегда соответствует распределенные системы управления им.
Они не лучше и не хуже друг друга, они разные и, соответственно, эффективнее один другого в разных исторических условиях. Сочетать их невозможно, но возможно создать механизмы, позволяющие относительно успешно переходить из одной системы к другой в зависимости от задач, которые возникают на данном историческом отрезке.
Сказанное означает, что образ будущего не может быть монолитным и единственным. Он всегда подвижен, он всегда в динамике и что парадоксально — он может отменять предыдущую свою версию, чтобы потом снова к ней вернуться, но уже на следующем уровне развития. И этот образ всегда должен отталкиваться от текущего уровня развития и задавать следующий. Собственно, это и есть карма элиты: управлять сегодняшним и проектировать будущее. Как только она утрачивает эту обязанность, она перестает быть элитой и становится струпьями на ране общества.
Сегодня в России нет вообще ничего. Кроме кладбищенской могильной тишины. Мертвяки, ползущие на кладбище, хотят затащить вместе с собой всех остальных. Отсюда и запрос на конструирование смыслов цивилизации смерти, обоснование конца как единственного содержательного мотива всей жизни. Когда Путин выдвигает альтернативу — умереть либо от водки, либо в окопе, это означает лишь то, что он совершенно не способен предъявить людям, для чего им нужно жить. Он сам труп и воспринимает окружающее, как огромный могильник. Его мотив понятен и совершенно неинтересен. Уже поэтому ждать от этих еще живых мертвецов каких-то попыток обозначить будущее для страны и народа, совершенно бесперспективно, хотя, конечно, пропаганда будет искать в шевелении бровей и ловком поднятии падающей ручки какие-то тайные знаки и намеки. Работа у нее такая.
В реальности мы должны будет дожить до того момента, когда прорвет наслоившуюся над страной коросту, и только тогда у страны появится и шанс, и будущее. Предположения и даже уверенность, что эта болячка навсегда, и нет никаких иных перспектив, кроме бесконечного продолжения нынешней мертвечины, несостоятельны. Жизнь всегда будет побеждать смерть.
Поэтому абсолютно неважно, что будет говорить Путин в послании. Этом и, может так случиться, в следующих. Он все равно будет говорить о прошлом, так как у него нет будущего. Его цель — зафиксировать настоящее и продлить его как можно дальше. Желательно — в бесконечность.
Но так не бывает.
! Орфография и стилистика автора сохранены
