В 1996 году увидел свет роман Виктора Пелевина "Чапаев и Пустота", то есть в нашем 2021 году у него юбилей, получается. Роман стал флагманом российского постмодернизма. И до него, конечно, были постмодернисты на земле русской, и куда уж писателям было переплюнуть в постмодерне того же Брежнева с Хрущевым, но уж тут как получилось, так получилось. По сути, Пелевин стал самым ярким продолжателем традиции русского мистического реализма в конце XX — начале XXI века. Собственно, не про роман речь, про него так, к слову пришлось, спич про постмодерн.
Насмотревшись ужасов конца XX века, русские постмодернисты уже совсем ничего не боялись и никого не стеснялись, выпуская своих тигров рвать и метать в клочья голубое сало голой пионерки, Сталина, Чапаева и других икон прошлого. Без всякой оглядки на мораль, этику, без каких-либо претензий на истинность.
А у нас же как заведено — что у писателя на языке, то обязательно в общественную жизнь выливается. Русская литература, конструируя симулякры для собственного удовлетворения, ненароком смоделировала совершенно фантастическую реальность начала нового века.
Вы помните, как Кремль совершенно всерьез выяснял отношения с прогрессивной общественностью, играя в смыслы? Сурков им "Валдай", а они ему "Химкинский лес", он им "наших", а они ему "войну". Вы скажете, что глубинному народу все эти игры Суркова с "Войной" были до фонаря, он ни про постмодерн, ни про мистический реализм слыхом не слыхивал. А я вам так скажу: наш народ давно научился жить в мистическом реализме.
А тут, значит, и до Суркова с прогрессивной общественностью дошло.
Я вам только один эпизод этих метафизических столкновений на русском поле симулякров напомню: "Тараканий суд" помните? Это же чистая фантасмагория была!
Власть испытывала тогда идейный кризис, хватаясь то за Бога, то за Гагарина. РПЦ претендовала на производителя главных смыслов новой идеологии. Прогрессивная общественность еще пыталась сопротивляться.
По следам первой выставки "Осторожно, Религия!" Юрий Самодуров и Андрей Ерофеев создали в 2006 году вторую выставку "Запретное искусство", посвященную свободе интерпретации религиозных образов. Учитывая разгромный опыт первой экспозиции, кураторы заранее, у самого входа, повесили предупреждение о неоднозначном характере экспозиции, а чтобы никто даже случайно не смог обидеться, экспонаты закрыли стендами. Чтоб увидеть и обидеться, нужно было подойти к специальному отверстию и посмотреть. Православные не побрезговали, пришли, подсмотрели и обиделись.
Экспонат выставки "Запретное искусство"
В 2010-м обида стала такой сильной, что Ерофеева и Самодурова призвали к ответу в суде. И вот, значит, лето, Таганский суд, православные в суде жалуются, как через дырочку обиделись, кураторы объясняют про секуляризацию искусства, а группа "Война" выпустила прямо в здании суда 3000 почему-то мадагаскарских тараканов. "Тараканы у вас в голове!" — кричали войнисты, раскидывая насекомых из своих подсумков. А в это время "Сорок сороков" водили крестный ход вокруг здания суда.
И тут выходит, значит, Роман Доброхотов (кажется, он) на ступеньки и провозглашает: "Интерфакс" сообщил!" Все, ясное дело, к нему — интересно, что там сообщил "Интерфакс", наверное, из зала суда что-то важное. А он такой: "Интерфакс" сообщил: Бога нет!" В толпе у кого-то смешки, а у кого-то скрежет зубовный.
Сегодня весь этот безумный балаган, эти сражения симулякров совершенно не смотрятся как реальная история, а выглядят как вымысел все того же Пелевина или еще кого похуже.
Реальность раздвоилась, расстроилась, рассыпалась в прах, как у сумасшедшего Петьки из романа Пелевина. Время породило сразу несколько эпох: тут тебе и хипстеры, и правозащитники с идеалами Сахарова; и казаки, и коммунистические патриоты, и православные со средневековым традиционализмом. И все всерьез, никто не шутит. У стен Таганского суда происходило столкновение метафизических величин.
Русские постмодернисты вырастили у себя в голове и выпустили наружу совершенно настоящего зубастого и хищного тигра. Но он сдох, так никого и не укусив. Войны смыслов толком не случилось, революции сознания не было.
Страна вняла Дугину, что за постмодерном ничего нет, и решила вернуться в модерн. Выбрав при этом в социально-политическом воплощении самую пошлую версию модерна, этакий эгофашизм. Диктатуру, построенную на обслуживании культа одной не очень большой личности. Но это тоже так себе получилось.
Оказалось, что вернуться из постмодерна в модерн — это врать себе и окружающим. Это как испачкать штаны и держаться так, будто ничего и не произошло, временами пытаясь всю грязь из штанов запихнуть туда, откуда она пришла.
Не получится, и никто в этот наш эгофашизм всерьез не верит, включая самых ярых его функционеров.
Ну да ладно, не только у нас был постмодерн, оглянемся и на чужой опыт позитигрирования постмодерна. На Западе тоже был свой тигр. Там, правда, перед тем как выпускать его в общественное пространство, тигра лишили когтей и зубов, определили дорожки, по которым ходить можно, а по которым нельзя, и кого можно кусать беззубым ртом, а кого нет.
Кусать оказалось можно представительных мужчин за 50, светлых оттенков кожи, с благосостоянием и полномочиями.
И вот, значит, этот толерантный тигр в желтом жилете идет по улицам Запада, а улюлюкающие обиженные всех мастей и сортов идут следом и грозятся натравить его на своих белых состоятельных обидчиков. И знаете, получилось! Словами русского анекдота, не кусает, но засасывает насмерть.
Вот вроде бы вся мировая цивилизация и Запад в первую очередь шли к тому, что мы не обвиняем людей просто так. Не казним человека за то, что он в детском саду девочек за косички дергал. Мы придумали специальные правила и кодексы, по которым можно обвинять негодяя, доверили самым достойным обвинять и еще более достойным судить, дали человеку право на защиту.
Но нет, пришел синдром отмены и все эти правила поотменял. Будь ты хоть Кевин Спейси, суд фейсбучников тебя так закенселит, что ты будешь искать пятый угол, доказывая, что не виноватый я, она сама пришла. Впрочем, уже поздно, карьера разрушена, общественное мнение заклеймило, а оправдательное решение суда не имеет никакой силы. Постправда рулит, господа присяжные заседатели.
Это я все к чему писал, постмодерн мертв, и мы живем в его трупе. Мы так и не удосужились ни сожрать его останки, ни разобрать на косточки. Не оценили ни масштабов, ни значения пережитого нами русского постмодерна.