Я долго следила за все нарастающей истерией на тему известного флешмоба, Вайнштейнов и прочего феминизма. Извините, но молчать больше не могу. Пусть я буду не в тренде, но всё же выскажусь на эту животрепещущую тему.
Не знаю, как так получилось, но меня ни разу в жизни не насиловали и не домогались, хотя большим целомудрием я не отличалась, особенно в возрасте 16-18 лет. Даже когда я оказывалась в традиционно не самых выгодных ситуациях (например, мы с подругой однажды провели новогоднюю ночь в лифте с 8 подвыпившими незнакомыми парнями, а уж сколько раз мне приходилось дежурить ночью в компании ещё 3 мужчин...), меня никто никогда и пальцем не тронул.
Не знаю, что со мной не так. Будем считать, что это просто везение. Но у меня почему-то не сложилось мнения о мужчинах, как о хищных самцах, единственная цель которых — любыми путями трахнуть свою жертву, а о женщинах — как об ангелах, которые только и обречены на то, чтобы страдать, терпеть и переживать травмы, в крайнем случае, защищаться.
Конечно, если я покопаюсь в своей памяти, то смогу выудить оттуда сколько-то эпизодов, когда на меня смотрели с объективацией в обоих глазах и даже когда представитель противоположного пола прикасался под столом к моей ноге. Но, простите, я до сих пор так и не поняла, почему объективация едва знакомого или и вовсе незнакомого человека — это плохо. Я отлично помню, сколько раз сама смотрела именно так на красивых мужчин. И помню, как подростком увешивала стены фотографиями какого-нибудь Кристофера Ламберта или Джорджа Клуни, которые, конечно, нравились мне совсем не как актёры. Что же до попыток коснуться моей ноги под столом, то я не помню такой ситуации, когда эти попытки продолжались просто после одного моего взгляда. Не нужно было даже прибегать к словам, чтоб до человека дошло, что его не хотят.
Нет, не поймите меня неправильно. Я не отрицаю существование семейного насилия или преступлений на сексуальной почве. Это ужасно, и об этом нужно говорить вслух. Но когда на фоне всех отрубленых мужем рук и найденных в лесу трупов вырастает лес женщин, годами страдающих из-за того, что кто-то погладил их по коленке... Простите, я не могу относиться к этому серьёзно.
Вас погладили по коленке, вы послали человека в пешее эротическое, человек туда радостно отправился и больше не возвращался. Казалось бы, эпизод исчерпан. Но тут — психологическая травма на всю жизнь.
Я, в первую очередь, человек. И одно из моих человеческих прав — это право на насыщенную эмоциями жизнь. Да, эмоции не всегда бывают положительными, но жизнь не может состоять из одних только розовых соплей. Более того, на сугубо розовом фоне эти сопли можно и не заметить и не оценить по достоинству. Если все мужчины на планете решат, как один, что больше нельзя касаться женской ноги под столом, потому что это харасмент и женщина не давала на то своего согласия, то многие никогда не испытают чувство неловкости оттого, что приходится сказать прямым текстом: "Мне это неприятно". Но никто и никогда не испытает больше и этих бабочек в животе оттого, что тебе незаметно дают понять: ты нравишься. Пресловутая нога под столом в свое время подарила мне такую бурю эмоций! Я могла вернуться домой и вспоминать про эти невинные прикосновения ещё пару дней, и пока отношения развивались, я переживала целый внутренний триллер, от первого несмелого касания до первого поцелуя, прекрасного в своей спонтанности. И мне было от этого так хорошо. Я жила полноценной жизнью и наслаждалась каждой минутой влюблённости и отношений.
И вот теперь мне пытаются объяснить, что спонтанный поцелуй — это плохо. Оказывается, это харасмент. А правильно — подойти к девушке и спросить: "Можно, я тебя поцелую?" О ужас! Кажется, я убила бы любого, кто попробовал бы задать мне этот вопрос.
Вся эта истерия с согласием на секс зашла слишком далеко. В попытках бороться против насилия сами борцы насилием же и занялись. Они насильно искореняют флирт и даже мысли о флирте. Они растят поколение молодых невротиков с девушками, годами лелеющими обруганную коленку, и юношами, которые вообще боятся начинать отношения, потому что половина девушек подаст в суд за попытку поцелуя без предварительно полученного согласия, а другая половина пошлёт нах за попытку согласие попросить. Наконец, они насилуют лично меня. Я женщина, и я не уполномачивала никого говорить от моего имени о том, что и как я хочу или не хочу и что мне нравится и не нравится. Я женщина, и я люблю секс во всех его формах и проявлениях. Я не считаю секс насилием по определению, равно как и не отношусь к нему лишь как к средству продления рода. Я женщина, и я хочу сама решать, как мне распоряжаться своим телом. В том числе, самой определять, что является насилием лично для меня. Когда за меня эти вопросы решает суд, а моё мнение при этом не учитывается, это доминация и ущемление моих прав. Это настоящее насилие надо мной.
Мне хотелось бы сказать о себе, что я считаю себя феминисткой. Потому что меня, как женщину, оскорбляет, когда меня принимают на работу лишь за то, что я женщина, а не за мои профессиональные качества. Потому что я считаю несправедливым, что мужчины выходят на пенсию позже, но в среднем живут меньше. Потому что на работе мне было неприятно, когда мужчины помогали мне, выполняя вместо меня самый тяжёлый труд (например, мыть необъятных лежачих больных): я считала, что, если уж пришла в реанимацию, то должна работать там на равных, без скидок на пол. Но я не могу заявить, что я феминистка, потому что "феминистка" — это теперь для меня почти ругательство. Потому что феминистки хотят представить меня жертвой или хрупкой хрустальной вазой. А я могу за себя постоять. Потому что феминистки хотят представить меня недееспособной дурой. А я отлично знаю, чего хочу и что именно люблю, и не считаю себя глупее окружающих. Потому что именно феминистки надевают хиджабы и выступают за женское обрезание, мотивируя это иными культурными особенностями. Потому что я не вижу, чтобы мной пытались манипулировать окружающие меня мужчины, но вижу изо дня в день попытки доминации со стороны феминисток, присвоивших себе право говорить за всех женщин и клеймить позором тех, кто не идёт с ними в ногу. Я не знаю, как так получилось. Но этот новый диктат не менее гадок и опасен, чем изживающий себя патриархат. В конечном счёте, какая мне разница, кто именно лишает меня права быть самоценной личностью или радоваться сексу.
! Орфография и стилистика автора сохранены
