Эпоха паралогизмов сменяет черно-белый мир, каким знало его наше прошлое столетие. Эта эпоха вырвалась из мастерских художников-абсурдистов, из кабинетов философов-постмодернистов, и теперь она осваивает пространство политики.
Российская оппозиция глубоко и интеллигентно возмущена тем, что дети заворовавшихся и лживых чиновников-патриотов живут и учатся заграницей. Закон, запрещающий такую практику, в Госдуме по понятным причинам не прошел. Страшно представить, что было бы, если бы наши чиновники не врали, а и впрямь верили в ту шовинистическую чушь, которую они навешивают на уши наивному электорату, и если бы наши чиновники не имели своих денежных счетов и хорошо обустроенных детей на Западе – тогда РФ была бы копией КНДР, только с разницей в военной, ядерной мощи, поправленной на русскую разухабистость. Сегодня лишь клептократия и ложь руководства не позволяют России изолироваться от мира и обезуметь еще больше. Жадность, наглость, цинизм и панамские офшоры – это единственные причины, по которым страна не превратилась в окончательный ГУЛАГ. Эти пороки – всё, что есть светлого в нашей власти, так что их стоит скорее пестовать и беречь, чем с ними бороться. А, если бороться – то лишь за полную, антропологическую смену властного класса, к чему ни реальных революционных перспектив, ни кадровых возможностей в России покуда не наблюдается. Конечно, выбирать из двух зол (из воров и безумцев) – само по себе есть наибольшее зло, но что-то я не припомню, когда Россия последний раз имела возможность более радужных альтернатив. Разве что во времена Семибоярщины, когда выбрали себе царем польского королевича Владислава, однако, и эта затея, как известно, с треском провалилась.
Эта статья – не о коррупции и утечке капитала, а о том, что реальность перестала укладываться в прямолинейные выводы, к которым мы привыкли в эпоху модерна, в эпоху существования больших партий, четких границ, неоспоримых ценностей и антагонистичных мировых лагерей. Гибридная эпоха заставит нас мыслить иначе. Посмотрим на последние новости, и увидим не только позитивную роль российских коррупционных "западников", так называемой "шестой колонны", но и многие другие, еще более удивительные вещи.
К примеру, недавние французские выборы. Многие следили за ними с серьезными минами, а потешаться в информационном пространстве позволяли себе разве что над новостями из Таджикистана, где журналистов обязали упоминать президента Рахмона только с указанием полного титула "Основоположник мира и национального единства – Лидер нации". Это, конечно, смешно, но для восточных государств третьего мира, продолжающих жить в традиционалистской топике, более чем нормально, банально. Куда больше тревожного абсурда постепенно проступает в том кризисе западного двухпартийного либерализма, который до последних пор вел за собой страны первого мира (а, значит, и весь остальной мир). У Эммануэля Макрона и Дональда Трампа есть кое-что общее: первый, бывший олландовский министр экономики – птенец гнезда социалистов, второй, нынешний глава США, – вроде бы кандидат республиканцев, но оба они находятся совсем не в простых отношениях со своими политическими соратниками, оба фактически вышли из двухпартийного расклада, и именно поэтому победили. Одна из небольших, но симптоматических забавностей, сопровождавших французские выборы – метание ЛГБТ-электората. Исходя из леволиберальных нравственных клише некоторые из тех геев и лесбиянок Франции, кто поверили сплетням о фиктивном браке Макрона с "престарелой" Брижит и его фактической связи с красавчиком Мэтью Галле, решили голосовать против этого кандидата, "лицемерно скрывающего свою истинную ориентацию", и отдали голоса за праворадикальную мадам Ле Пен. Подобных метаний и несуразных противоречий в современных социальных нео-племенах (выражение социолога Мишеля Маффесоли) хоть отбавляй. Для примера можно привести хотя бы такое: согласно социологическим опросам, большинство активных сторонников свободных абортов одновременно являются борцами против жестокого обращения с животными, а многие из них еще и вегетарианцы (или даже веганы), и то, что человеческий эмбрион – это, по меньшей мере, беззащитное животное – их вовсе не смущает.
Или можно вспомнить историю о том, как преподавательница-леволиберал из Кембриджа отказалась помочь 13-летней еврейке из-за своей ненависти к Израилю. Новость об этом прозвучала немногим позже терактов в Париже и заявления министра иностранных дел Швеции, по мнению которой атаки ИГИЛ происходят в том числе из-за отчаянного положения палестинцев, у которых Израиль украл будущее. Обобщая эти два сообщения, можно прийти к выводу, что леволибералы (или, скажем, евросоциалисты) становятся антисемитами, причем, по причине своего антифашизма. Такие новости не хуже, чем лево-правые лавирования Макрона или "феномен Трампа", высвечивают кризис больших, серьезных идеологий, заставляют представать эти учения как некое бессодержательное множество, которое до поры просто прятало свою пустоту за маской величия. Не трудно заметить, что диспозиция "правого" и "левого" в нашей (пост)современности расплывается вслед за другими бинарностями. Взять те же современные элиты западного мира. Это, как правило, леволиберальные элиты, и они стремятся сохранить свою власть и сложившийся порядок, в то время как консервативные силы (например, Трамп) теперь борются с их установившейся общественной монополией: в этом смысле либеральные элиты являются консервативными, поскольку они сохраняют, консервируют власть и господствующий дискурс, а правые и консервативные силы, напротив, выступают в роли революционных сил. Такое смещение – лишь один из признаков системного кризиса либерального уклада. Про другие можно прочитать, например, в детальном анализе британского политолога Джона Николаса Грея.
Кризис и вероятная смерть либерализма (каким мы его знаем) неожиданными вещами не назовешь. С точки зрения философии это всего лишь частный случай общего процесса вырождения метанарративов (великих проектов), то есть состояния постмодерна, каким его определяет Жан Франсуа Лиотар. Сам Лиотар описывал (в некотором роде все же предсказывал) эпоху, когда культура станет легитимироваться паралогизмами, новым социальным языком, который займется соединением несоединимого. При этом с романтической "детской болезнью" деления явлений на черное и белое человечеству придется расстаться. Это время господства причудливых гибридов, когда картину определяют скорее не тона, а полутона, а все оставшиеся "большие идеи" весело рассыпаются под носом обескураженного человечества. Почему бы консерваторам в такое время не стать революционерами, революционерам – консерваторами, антифашистам – антисемитами (и наоборот), зоозащитникам – любителями абортов, а российским клептократам – последним лучом европейского логоса в темнице народов? Запросто. Испытав серию мучительных метаморфоз, многие вещи расстанутся со своим, казалось бы, незыблемым содержанием; среди них и явления, наполняющие собой такие сферы как политика, религия и рынок. Продолжая мысль Лиотара, наша современница, исследовательница когнитивных процессов Жюли Реше призывает своих читателей (и пациентов) подниматься на более сложный уровень размышлений, чем разделение на черное и белое, и подчеркивает, что "рассуждения, в которых некое явление (к примеру, Россия или капитализм) объявляются заслуживающими лишь порицания, не могут считаться философскими". Легче всего с болезненными ощущениями абсурда и бессмыслица во время кризиса последнего великого нарратива, либерального, будет справиться философам. Но и до политиков со временем кое-что начнет доходить.
