Столетие жестоким образом подавленного среднеазиатского восстания 1916 года — повод для самых разных политических спекуляций. Киргизские правые требуют признать те события геноцидом, а "великорусская" пресса, подливая масла в огонь, именует скорбную дату "антирусским праздником в Бишкеке" и намекает на то, что неплохо было бы вообще об этом не вспоминать.
Цепочка бунтов 1916 года, последовавшая из Ферганской долины, охватила почти весь Степной край, как тогда русские колонисты называли Среднюю Азию. Поводом к восстанию стал указ царского правительства о направлении подданных из Туркестана на тыловые работы для нужд Первой мировой войны. Но то была лишь одна из причин: еще были непосильные налоги, глубочайшая коррупция (которая, кстати, позволяла богатым туземцам откупаться от военных работ), отбор лучших сельскохозяйственных угодий у местного населения в пользу поселенцев из России, агитация мусульманских дервишей начать "священную войну". Повстанцы стали разрушать телеграфные линии, жечь хутора, убивать семьи казаков и русских рабочих, не жалея детей и стариков. Показания очевидцев пестрят жуткими подробностями про изнасилования, отрезанные носы и отрубленные головы. Ответ последовал не менее жесткий, но куда более организованный и масштабный: в регион прибыли карательные войска численностью около 30 тысяч человек с пулемётами и артиллерией и с помощью поселенческого ополчения приступили к массовым казням. Ужаснувшись, часть "инородцев" поднялась со своих кочевий и ринулась в Китай: сколько людей тогда ушло, историки точно не знают, но счет идет на сотни тысяч человек. Скольким из них удалось добраться через суровые заснеженные перевалы, тоже неизвестно: на труднодоступных перевалах останки беженцев лежат до сих пор. Подсчитанные потери только при одних карательных акциях среди мусульманских народов составили около 60 000 казненных и убитых. Потери российской стороны известны лучше: 97 военнослужащих убиты, 86 ранены, 76 пропали без вести, 7 русских и 22 "туземных" должностных лиц убиты, 2325 крестьян-поселенцев убиты, еще 1384 пропали без вести. Исход киргизов и казахов в Китай получил название "Уркун". Именно о нем и спорят к столетию кровавых событий политики, историки и всевозможные эксперты.
Тогда оценку действиям карателей дал не кто-нибудь, а политик Александр Керенский, возглавлявший комиссию Госдумы по расследованию восстания. В своем докладе 15 декабря 1916 года он не стал скрывать преступлений русских отрядов, не забыв рассказать про забитых младенцев, стариков и старух, про скопом собранных и вместе с родственниками заживо сожженных бунтовщиков. Присутствовавшие на слушании русские аристократы были поражены "варварству" своих войск гораздо больше, чем жестокости "инородцев". Надо сказать, что невинными ангелами последние тоже не были. В глобальном смысле они, конечно, вели национально-освободительную борьбу, но совершено не разбирали при этом своих противников, вырезая не только причастных к царской администрации деятелей русского и тюркского происхождения, но и всех мирных поселенцев, зачастую заставая их врасплох, убивая без разбору в полях и избах. Известны строки из рапорта настоятеля одного из иссык-кульских храмов, протоиерея Евстафия (Малаховского): "Времена Батыя, пожалуй, уступят. <…> Достаточно того, что на дороге попадались трупики десятилетних изнасилованных девочек с вытянутыми и вырезанными внутренностями. Детей разбивали о камни, разрывали, насаживали на пики и вертели. Более взрослых клали в ряды и топтали лошадьми. Жутко становилось при виде всего этого".
Мои предки по одной из родовых линий были непосредственными очевидцами и участниками тех событий, о чем сохранились сведения в семейном архиве. Один из пращуров, представитель казачьего офицерства, был взят в плен и забит плетками восставших близ города Пишпек (ныне Бишкек), а другая пращурица, также семиреченская казачка, бабушка моей прабабушки, спасла жизнь киргизской женщине с ребенком, родной аул которой дотла разорили имперские каратели. Она прятала ее в своем доме до тех пор, пока обстановка не позволила отпустить несчастную в степь. И в архивах, и в литературе сохранилось много воспоминаний об актах человечности с обеих сторон. Милосердие всегда в том или ином виде встречается в организованном людьми кровавом аду — может быть, даже чаще, чем благоразумие. С благоразумием и в мирные времена туго: иначе чем объяснить, что сейчас, перед угрозой присвоения риторики Уркуна среднеазиатскими религиозным радикалами, ни официальные российские власти, ни большая часть российских СМИ не стремятся проявить уважения к трагедии бывших колониальных народов.
