Первой реакцией госслужб и Кремля на трагедию на Большом Москворецком мосту была суетливая попытка замазать глаза населению неталантливой сказочкой про месть на почве оскорблённого религиозного чувства. Генерируемые впоследствии новые версии варьировались в диапазоне от нелепых до бездарных. И вот следствие, неуклюже потоптавшись год, с легко прогнозируемым намерением "валить всё на мёртвого" вернулось на исходные позиции — месть. Лучше — никаких аргументов, чем плохие! Отсутствие аргументов ещё не обязательно означает неправоту, тогда как плохие аргументы — это почти всегда слабость позиции и признание собственной беспомощности. Нужно совершенно не понимать природы мести, чтобы монтировать её к хладнокровному, чисто техническому устранению носителя угрозы. Я сознаю, что последняя фраза может задеть чувства скорбящих, и заранее прошу извинить меня за вынужденно казённые определения.
Жажда мести — это болезненное состояние души, испытанное в разной степени и в разное время каждым. Иногда — лёгкая, малозначительная, иногда — императивная, подчиняющая всё наше сознание. Самое эффективное средство от этого недуга — успешная месть. Мститель лишь тогда утолит сжигающую его душевную муку, когда своими глазами увидит ответные страдания. Подчеркну — своими глазами. Подчеркну — страдания. Поручить месть третьему — то же, что попросить приятеля принять лекарство от вашей головной боли. Наказание без страдания — не есть наказание. Мстителю также важно, чтобы объект мести знал, с чьей стороны его настигло возмездие. Анонимная месть — это суррогат, не приносящий удовлетворения, а зачастую, ещё и необратимый. В этом смысле выстрел в спину или из-за угла — это не месть а расчётливая ликвидация, направляемая не чувствами, а холодным рассудком. Известная нам картина убийства политика на мосту противоречит всем сложившимся канонам личной мести.
Месть по религиозным мотивам — иная. Она осуществляется отъявленными фанатиками и обставляется дополнительными непременными атрибутами, главным из которых является элемент шоу. У всех нас стоят перед глазами шокирующие картины расправ в европейских столицах или в зоне халифата. В таких случаях конкретная личность несчастной жертвы не имеет для преступника никакого значения и определяется только её доступностью для людоедских намерений. Адресные же расправы с известными личностями осуществляются, как правило, в соответствии с решениями высших шариатских инстанций.
Возвращаясь к трагедии Немцова, мы и в религиозном аспекте также не обнаружим никаких вразумительных резонов. Нельзя же всерьёз говорить о мести за осуждение теракта в редакции французского еженедельника. Ту бойню осудило цивилизованное человечество и даже в РФ нашлось немало порядочных людей. Всем мстить — пуль не хватит, да и здоровье мстителей при таком размахе может сильно повредиться. Если на мосту была месть, как нас уверяют, то где же представление под объективы, где воинственные размахивания тесаками, где экзальтированные заклинания? Мы ничего этого не видели. Как бы ни тужился СКР соединить несоединимое, его стряпня не может не развалиться, потому что не было никакой мести, не горело в шакальих душах фанатичное пламя. Были равнодушные, на всё готовые исполнители, и я вполне допускаю, что кто-то из них за мгновение до злодеяния мог мысленно обратился к приговорённому с циничной скороговоркой: "Прости, ничего личного…"
Нас пытаются убедить, что Путин "был взбешён", узнав об убийстве. Для наивной публики — это настоящая мужская реакция на бандитский беспредел и уж тем более — убедительное свидетельство его абсолютной непричастности (прости, господи, за кощунственные мысли) к гнусному преступлению. На это и была рассчитана широко эксплуатируемая метафора. Столь взрывного проявления эмоций ещё можно было бы ожидать от Ельцина, но никак не от его преемника. За 16 лет мы немного разобрались в его психотипе и понимаем, что ему свойственна скорее банальная истерика, выдаваемая льстецами за харизматический вулкан. А истерить в данной ситуации было от чего — исполнение акции оказалось столь малопрофессиональным и неряшливым, что по существу бросило дымящийся пистолет у порога его кабинета. Не хватало лишь бумажки со словами: "Замочили и в сортире!".
Английская мудрость (правда, немного другими словами) учит нас:
"Если некто выглядит
- как человек, которому оппонент своими разоблачениями осложняет жизнь;
- как допускающий убийство как средство устранения оппонентов;
- как знающий имя инициатора убийства, но замалчивающий его;
- как покрывающий следствие, уводящее от истинного убийцы;
- как занимающий верхнюю позицию в цепи принятия решения на расправу (при том, что низлежащие звенья личных мотивов не имеют),
то это убийца и есть".
Нет сомнений в том, что вскоре станет явным имя того "муфтия", чья фетва была исполнена 27 февраля 2015 года, и я ничуть не удивлюсь, если этот "богослов" окажется далёким от ислама.
