С понятием "правозащита" в нашей стране творится совершеннейшая фантасмагория. С одной стороны, слово "правозащитник" стало главным ругательством в устах вовсе не сторонников путинизма, как это было, например, еще лет пять назад, а рьяных обличителей путинизма с праволиберальных и консервативных позиций. И лучший тому пример — либерал-фашистка Юлия Латынина.
Примечание. Термином "либерал-фашизм" (по-другому "фашистский либерализм") я обозначаю доктрину, которая предполагает, что достижения признаваемых либеральным обществом целей, таких как борьба с коррупцией, наркоторговлей, нелегальной иммиграцией, уличной или организованной преступностью, педофилией и прочее, возможно добиваться методами, не признаваемыми либеральным обществом: пытками, тотальной слежкой, дискриминацией по этническому или имущественному признаку, отказом от демократических процедур, внесудебными расправами, коллективными наказаниями и т. д. Часто употребляемый термин "либеральные фашисты" я считаю в таком контексте неправильным, поскольку, строго говоря, он относится к наиболее умеренным приверженцам фашистских доктрин.
С другой стороны, в правозащитники — и у нас, и за рубежом — стали записываться люди с вполне тоталитарным взглядом на личные права и их гарантии, но настроенные четко оппозиционно к властям, обвиняя их в нарушении прав человека.
Попробую обозначить свою позицию по данной теме.
Прежде всего. В современном мире ситуация с правами человека отброшена на полвека назад. Причина — "четвертая мировая", объявленная "международному терроризму". Эта "война", начало которой датируется 11 сентября 2001 года, но которая фактически началась 20 августа 1998 года — ракетными ударами США по Афганистану и Судану, политически и психологически вернула Запад к "комфортабельному" положению 50-х, когда тотальная борьба с коммунизмом полностью развязывала руки для любых тайных операций, интервенций, подготовки переворотов, самых свирепых полицейских мер и союзов с самыми людоедскими режимами (лишь бы они были "правыми").
Помню, как 12 или 13 сентября 2001 года меня попросили поучаствовать в подготовке проекта обращения правозащитников к властям США. Я написал приблизительно так: "Америка в современном мире — эталон высоких требований к правам человека. Очень многие недовольны теми стандартами в этой сфере, которые стали возникать со времен окончания холодной войны и падения коммунизма. Если США позволит себе сейчас отойти от норм международного права в своем преследовании террористов и стран, их поддерживающих, в том числе решится на военное нападение, то сработает эффект мультиплицирования — планка разрешенного рухнет, и власти разных стран с радостью откажутся от вынужденного соблюдения минимума гражданских свобод". Заявление с подписью большого числа статусных российских правозащитных организаций вышло. Знакомые американцы огорчились: мол, за кого вы нас принимаете...
Но жизнь показала правильность моего горького предчувствия: войны, тайный ГУЛАГ для подозреваемых в терроризме, концлагерь в Гуантанамо, хитро расположенный вне зоны любого американского гражданского правосудия… И слишком хорошо известно то, что произошло в ответ у нас, как поменялся тон Запада по отношению к фактически тоталитарным аравийским монархиям и всяким другим "антитеррористическим" диктатурам.
Теперь о самом понятии "права человека". Исторически оно сложилось как переплетение двух ранее совершенно различных традиций западной цивилизации — гуманистической и демократической.
Логически эти наборы ценностей почти не связаны. Общество может создать систему, когда политика точно отражает мнение большинства и гарантирует свободную и честную конкуренцию за власть, но при этом быть жестко настроенным по отношению к преступникам, меньшинствам и противникам, крайне нетерпимым к инакомыслию… И наоборот, при авторитарном режиме общество может быть терпимо к философским дискуссиям и различным сексуальным изыскам, не устраивать этнических гонений и судебных расправ…
Ведь никакой взаимосвязи между правом создавать партии и участвовать в выборах и правом быть избавленным от голодной смерти не существует.
Если мерить веками, то западное представление о гражданских правах сложилось, когда после ожесточенного соперничества таких наследий, как римское право, иудейско-христианской традиции (пророки и Нагорная проповедь) и древнегерманское право, они образовали нерасчленимый комплекс. Постепенно аристократические и академические привилегии распространились на третье сословие, а затем и на широкие массы.
В послевоенное время произошел как бы диалектический синтез вектора гуманизации и вектора демократизации, что и нашло свое отражения во Всеобщей декларации прав человека (10 декабря 1948 года). Но главное, что объединило все права, — это постулаты об индивидуальной ответственности и индивидуальной свободе.
Доктрина прав человека рассматривает каждого человека как суверена в распоряжении своими правами. Вина может быть только личной (или группы конкретных личностей), поэтому никакой "коллективной ответственности" всей социальной группы за, допустим, неэтичное или криминальное поведение представителей данной группы не может быть. Невозможно оправдать захват заложников или удары по мирному населению ради запугивания людей и государства (что и есть терроризм). Следовательно, недопустимо и коллективное наказание.
Я убежден, что любой, кто говорит о плохих качествах личности только на основе ее принадлежности к социальной группе, не может называться правозащитником. Социальный конструкт должен исходить из приоритета права и достоинства личности.
Любой, кто утверждает, что цель личности — служить государству, религии, нации, партии и т. п., не может называться правозащитником.
Любая социальная группа "собирается" из людей, поэтому их права выше ее, а не наоборот, "атомом" (неделимой базовой частью) человечества является личность, а вовсе не нации, цивилизации, культуры, церкви. Любой сторонник доктрины, утверждающей обратное, не может считаться в полной мере сторонником правозащитных ценностей.
Отдельно идут представления о коллективных правах, например праве наций на самоопределение. Кажется, что его идея противоречит идеи верховенства индивидуальных прав. Но это не так. Согласно современным социологическим теориям, именно государство создает нацию за счет индоктринирования, политики культурной унификации и прочее. Поэтому стремление к созданию собственного государства — это защита от социально-культурного растворения. Если ввести понятие "право на защиту социально-культурной идентичности", то стремление к созданию государства должно рассматриваться как метод реализации этого права. Другое дело, что часто достаточно автономной государственности внутри демократического плюралистического государства для реализации такого права, и требование любой ценой получить суверенное государство может считаться излишним и неоправданным.
По аналогии с правом народов защищаться от дискриминации и принудительной ассимиляции, добиваясь образования собственной страны, я бы причислил к безусловным коллективным правам и права на сопротивление собственному деспотическому правительству и государственному терроризму, право на гражданское неповиновение в случае невозможности легальной реализации демократических свобод.
После принятия Декларации, а также Женевских конвенций 1949 года довольно быстро сложилась своеобразная пирамида "прав". В самом начале — гуманитарное право. Тут к человеку требуется отношение как к животному: его нельзя убивать, мучить, необоснованно лишать свободы, надо заботливо кормить, лечить, давать жилье, предоставлять возможность развиваться.
Следом идут требования на войне относиться к противнику по-рыцарски: стараться не задевать мирное население, не убивать и не разрушать "больше необходимого", не убивать, не пытать и не порабощать пленных…
Этажом выше — гражданские права и свободы. Это демократический набор, включающий право на справедливое правосудие (суд равных себе). Затем политические права — прямое и косвенное участие в управлении государством.
Следом идет то, что я для себя объединяю под общим названием "обеспечительные права". Это те права, реализация которых страхует личность от "унасекомления" и "роботизации". Это социальные права (право жить в достойных условиях и иметь возможность для саморазвития), экономические свободы (право иметь возможность обеспечивать себя и своих близких своим свободным трудом и своими талантами), а также культурные свободы (право быть причастным к вершинам человеческой цивилизации и быть свободным в духовном и интеллектуальном поиске). Социальные права явно имеют своим источником гуманизм, а экономические и культурные свободы — демократию (хозяйственная и духовная суверенность).
Уровень признания прав и свобод с каждым годом объективно расширяется, что вызывает ярость консерваторов, убежденных, что "планка разумности", якобы достигнутая западной цивилизацией на своем пике в XIX веке, давно пройдена, и ненависть "реакционных романтиков", мечтающих перечеркнуть всю духовную эволюцию четверти тысячелетия, последовавшего за эпохой французских энциклопедистов и англосаксонских либералов, и при случае вернуть общество в средние века.
Если разобрать оба главных компонента прав человека, то можно попытаться представить общую направленность эволюции прав человека.
Для гуманизма — это полный отказ человека от преимуществ, получаемых им во внутривидовой борьбе (идея профессионального биолога Сергея Ковалева). Имеется в виду, что общество должно поддерживать проигравших в межличностной конкуренции вплоть до полного нивелирования ее результатов.
Для демократии — это полное снятие отчуждения между личностью и государством, максимальное участие каждого в выработке политики на локальном и общем уровнях.
Вывод из этого такой: правозащитником не может в полной мере считаться не только сторонник революционной диктатуры или апологет терроризма (включая государственный, например сталинизм или маоизм), или поборник клерикализма и дискриминации женщин и подростков, но и тот, кто отстаивает социальный дарвинизм и призывает отсечь "простых" людей от формирования государственного управления.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
