Более всего новый сборник поэзии Эдуарда Лимонова напоминает гарем, заполненный методом клонирования. Размноженная в бессчетном количестве экземпляров-стихотворений юная любовница писателя по имени Фифи (есть, разумеется, реальный прототип) представлена тут во всех возможных эротических позах, видах, ракурсах и конфигурациях, что в твоей "Камасутре". Фифи снизу, сверху, с боку, в dog position, так и этак, и еще вот так. Вот Фифи "бреет свою п.", вот она "с бутылкою Martini…", вот поэт "вонзает в нее свой хобот", а вот она "раскрыта, как тетрадка", вот он вопрошает: "Какого цвета на тебе трусы?!" и так далее до бесконечности. Тексты перенасыщены неизбывными лимоновсками "письками", "попками", "горячими бритыми щелками" и ласковыми "сучками".
Если в предыдущей книжке стихотворений Лимонова "А старый пират..." тема совокуплений была одной из нескольких, то в новом издании она полностью и безраздельно доминирует. Лишь редко поток эротики прерывается произведением философского или политического содержания, и опять "пошло качание, долбеж".
Теперь, в отличие от "Пирата", практически все эти сексуальные живописания имеют своим предметом одну героиню
— ту самую Фифи, сведения о которой можно почерпнуть в заглавном стихотворении сборника на страницах 25–27.
С чего начал, к тому в итоге и вернулся. Лимонов пришел в литературу как поэт, но вообще не писал стихотворений лет 20, с 1980 года и до тюрьмы. В прозу он ворвался "Эдичкой", который львиной долей своей скандальной известности при выходе в России обязан, чего греха таить, именно эротической составляющей произведения, невероятно дерзкой по меркам всей предшествующей "Эдичке" русской литературы.
И вот уже на склоне лет — опять поэзия и опять секс, на этот раз в одном флаконе. Две линии — жанровая и тематическая — слились в единую магистраль.
Одно из стихотворений называется Dirty Old Man. "О, да ты и в самом деле гадкий старик!" — с неподдельным ужасом и отвращением восклицали молоденькие сотрудницы хиппового калифорнийского периодического издания в одном из рассказов Чарльза Буковски по адресу его автобиографического героя, когда тот стал хватать их за задницы. Эти юные жрицы радикализма и контркультуры 1960-х (в рассказе их издание называлось, кажется, "Раскрытая п***а") думали, что у Буковски-Чинаски — это лирический образ такой, сценическая маска старого, грязного, пьяного, похотливого козла. Художественный, как говорится, прием. Открытие, что зазор между действительностью и искусством в данном случае почти совсем отсутствует, стал для культурных революционерок неприятным сюрпризом.
Лимонов в авторской аннотации к этому сборнику сам сравнивает себя со старым похотливым козлом в буквальном смысле слова. Он ничего не стесняется.
Это легкая, жизнелюбивая и безыскусная поэзия. В ней есть веселая и отчаянная, фаталистическая отвязанность (козел оборвал веревку и бросился на поиски юных козочек).
Вкус к жизни не только не утрачен, но, наоборот, только обострился к старости и, как выясняется, прекрасно и своеобразно сочетается с умудренностью, аскетизмом и философическим стоицизмом
(превосходное стихотворение "Апостол Павел"). Герой жадно, пока еще может, пока еще осталось время, предается самым что ни на есть естественным радостям, но одновременно смотрит на все это уже словно бы со стороны, философски в том смысле, в котором это предполагает определенную отстраненность, неангажированность, кажется, даже некую внутреннюю иронию.
Эта поэзия отнюдь не чужда юмору, пусть даже скрытому и непреднамеренному. Как уже верно было замечено до нас, трудно найти менее свойственные Эдуарду Вениаминовичу вещи, чем целенаправленный, "умышленный" юмор и тем более самоирония.
Он всегда серьезен, "как животное" ("Книга мертвых — 2"), но вопреки его воле, на выходе у него очень часто получаются совершенно уморительные перлы
(во многом из-за той же самой стопроцентной серьезности), пишет ли он о политических баталиях или о сексуальных упражнениях. Много подобных забавностей и здесь.
Пропитывающая книгу сексомания напоминает и том, что поэт принадлежит к поколению 1960-х, повышенная, быть может, даже преувеличенная и чрезмерная фиксация которого на "половухе" является одним из родовых пятен этой генерации. Недаром ровесник и старший товарищ Э. Л. по богеме тех лет Анатолий Брусиловский, отреагировал на выход нового творения старого коллеги восторженным отзывом. Совершенно в духе "ну, старик, ты даешь".
Кто знает, вдруг, еще немного, и вошедший в раж откровенности и беззастенчивости Лимонов совсем отпустит вожжи самоцензуры и решится на переиздание самолично положенного им под сукно во имя высших политических соображений своего прозаического дебюта "Это я — Эдичка"?
Редакция благодарна магазину "Фаланстер", предоставившему книгу "К Фифи"
Вы можете оставить свои комментарии здесь
