Идейным вдохновителем общественного проекта "Настоящее будущего" является главный редактор издательства "Новое литературное обозрение" Ирина Прохорова. В рамках проекта проходят публичные дебаты по разным значимым темам между интеллектуалами России и Германии — поддержку проекту оказал Немецкий культурный центр им. Гете в Москве. В ходе дискуссий рассматриваются различные сценарии будущего. Наш разговор с Ириной Прохоровой состоялся после обсуждения темы "Журналистика будущего". Участие в нем приняли один из самых известных российских журналистов Леонид Парфенов и главный редактор информационно-политического журнала "Шпигель" Матиас Мюллер фон Блуменкрон.
— Ирина Дмитриевна, какую цель вы преследовали, затевая этот проект?
— Это осмысленная стратегия по формированию будущего, потому что все наши действия, наши страхи и ошибки — проекции на будущее, они его приближают и формируют. Сегодня нам очень важно посмотреть, что происходит в разных областях знаний. Этой информации, на мой взгляд, недостаточно. Открытия происходят в разных профессиональных сферах, совершаются самые невероятные культурные прорывы.
Как известно, эпоха Возрождения наступила, когда неожиданным образом соединились естественные, гуманитарные науки и искусства, в обществе произошел обмен важнейшими социальными метафорами. Действуя в определенной системе метафорики, с помощью ее средств общество всегда выражало себя.
Главная метафора XIX века — это линейный прогресс, движение вперед. Очень мощная позитивная метафора. Она дала невероятные результаты в развитии искусства и науки, но и она же в определенный момент привела к катастрофам ХХ века. На протяжении ХХ столетия человечество вырабатывало новую метафорику, новые представления о мире.
Сейчас мировое сообщество, и здесь Россия не исключение, стоит на развилке. Мир фундаментально меняется, требуются новые представления о человеке, о Вселенной. На полноту наших знаний влияют и достижения науки: биологии, медицины, — и искусства. Когда рушатся стереотипы и старые правила игры, общество охватывают страшные фантазмы. И сейчас в мире преобладает катастрофическое сознание. Все эти фильмы-ужастики — предвестники коллапса.
Наша просветительская задача состоит в том, чтобы в ходе публичного разговора о будущем показать, что оно может быть не столь ужасно. Все-таки в мире создается столько ценностей, совершается столько открытий, и, если произвести перекрестное опыление разных идей, может быть, мы увидим позитивный потенциал в будущем, который перевесит разные страшные фантазии. Я человек не суеверный, но, функционируя в символической сфере, я понимаю, что если общество постоянно будет жонглировать метафорами катастроф, то тем самым оно приблизит катастрофу, отсекая другие сценария развития. Но будущее имеет разные возможности, и отсюда идея послушать интеллектуалов из разных областей знаний.
— Как вы выбираете темы обсуждения и участников проекта?
— Наш партнер предлагает свои варианты, а мы свои. "Новое литературное обозрение" имеет широкую базу авторов, и мы подбираем российских участников. Эти дебаты интересны еще и тем, что можно посмотреть, как представители разных культур, говоря об одном и том же, дают оценки. Общества находятся в разных агрегатных состояниях, интеллектуалы осмысливают их по-разному. Получается дополнительный интересный эффект. Мы говорим не только о себе, а учимся слушать собеседника. Это важно.
— Насколько интересным вам показался разговор о будущем журналистики?
— Очень интересным, было затронуто много важных вопросов, хотя много осталось и незатронутых. Леонид Парфенов — очень талантливый человек, но, может быть, в силу личные трагических обстоятельств он часто оперирует стереотипами, которые бытуют, но которые надо пересматривать. Разговоры о том, что российское общество не готово к тому-то, не хочет того-то, я не приемлю, категорически не согласна с этой точкой зрения. У меня как у издателя есть опыт общения с российским обществом, я хорошо знаю ситуацию, как люди реагируют на те или иные книги, что они покупают или не покупают. Какие они читают журналы. Более того, поскольку я связана с благотворительностью, я много работаю в регионах. Я не вижу там инертного, глупого общества, наоборот, оно предъявляет претензии, что не получает достоверной информации, не имеет хороших книг, хороших передач на телевидении.
Люди задаются серьезными вопросами, и я не знаю, откуда возникла "байка", что общество надо кормить разной дрянью и что "пипл все схавает". Ничего они не "хавают". Такие умозрительные представления — это антидемократическая традиция нашей элиты, которая никогда не подвергалась разбирательству. Представления о том, что есть каста людей, обладающих тайными знаниями, а есть глупый народ, который ничего не понимает и знать не хочет, существуют, к сожалению, давно. Эти пагубные стереотипы определяют и политическую, и общественную сферу. Сколько раз я слышала от журналистов, что, дескать, они обслуживают потребности общества, а на самом деле людей не спрашивают — им запихивают в рот.
— В своем выступлении Парфенов признался, что в 90-е годы журналисты пошли на сделку с властью и навязали народу то, что было нужно власти. Не эта ли сделка подорвала престиж журналистики?
— Возможно. Однако я могу сказать, что кредит доверия к власти был долгим, лет десять. Общество терпеливо ждало, когда им объяснят, что происходит. Почему общество должно приносить жертвы ради непонятного будущего? Журналистика не хотела ничего объяснять. Я понимаю, что всем было тяжело, поднималась эта профессия, которая возникла практически с нуля, было много ошибок. Не найдя позитивного сценария будущего, народу предложили идеализированную идею имперского прошлого. Общество поначалу приняло ее, но сейчас уже изживает. Мы видим это в блогосфере, люди хотят серьезного разговора. Это я вижу и на всех книжных ярмарках, и вот здесь, в этой аудитории. Я сомневаюсь, что лет пять назад мы бы собрали больше 70 человек, а сейчас на дискуссию пришло 700 человек. Это говорит о том, что общество небезнадежно. Более того, последние 20 лет показали, насколько наше общество креативно, жизнеспособно и неглупо.
— Чем еще вы можете это подтвердить?
— Во время дискуссии я не даром задала вопрос про 1991. Тогда Советский Союз рухнул в три дня, и общество сумело избежать гражданской войны, чудовищных побоищ, полного распада всего и вся. Общество самоорганизовалось моментально. Я создавала журнал в 1992 году, когда был полный экономический коллапс. Мы обменивались между собой книгами, таскали их на себе, но через несколько лет мы уже имели индустрию. Поэтому нельзя плевать в общество, я бы ввела мораторий на некоторые слова. Надо изучить свое собственное общество, учится с ним разговаривать. Проблема в том, что у нас еще не сложилась традиция публичных дебатов.
Легче, конечно, ваньку валять и желтую прессу распространять, нежели формировать новый культурный журналистский язык. Даже очень сложную вещь можно рассказать обществу популярно. Общество хорошо считывает месседж. Когда мы проводили фестиваль современного радикального искусства в Норильске, к нам приходили горняки с детьми, совсем не интеллектуалы. Они прекрасно все понимали. Если они что-то и не понимали, они на эмоциональном уровне чувствовали, что с ними говорят уважительно, на равных, им что-то хотят объяснить. Я сейчас пытаюсь расширить общественное пространство, создать трибуну для разговора, а дальше посмотрим, что общество нам скажет.
— У вас есть собственные представления о будущем журналистики?
— Я понимаю, что профессия молодая, потому что она сформировалась реально лет 200 назад, когда появились газеты. Журналистика как институт общественного мнения сформировалась лет 150 назад, тогда выяснилось, что появилась "четвертая власть". С точки зрения интеллектуальных профессий журналистика — это новая профессия, которая связана с новыми технологиями: сначала газета, потом телевидение, сейчас Интернет. В этом смысле, мне кажется, есть смысл говорить о возможностях новой профессии. Журналистика может быть не только отражением общества. Мне лично не очень понятно это сравнение ее с зеркалом, ведь оно может и кривым оказаться.
Сейчас есть некий кризис телевизионных СМИ, потому что, как ни странно, в эпоху глобализации, когда существует множество каналов, наоборот, произошло сужение информационной сферы. Посмотрите: одна и та же картинка гоняется по всему миру. Уменьшается количество событий, информации в новостях. Блогосфера как раз и отражает неудовлетворенность общества тем, что по всем каналам показывают одно и тоже, что CNN, что наш Первый канал. Например, перевернулся автомобиль в Парагвае. Очень жалко этих людей, но зачем ставить это событие в новостные каналы по всему миру? Происходят более серьезные события, и первым номером надо ставить не это, а какое-то открытие в физике, которое переворачивает наше представление о Вселенной, о нашем способе существования. Мне кажется, в этом корень проблемы современной журналистики.
— По-вашему, миссия журналиста — вести общество, а не быть им ведомым?
— Да, журналистика вступает в новую стадию, должна увеличиться доля интеллектуальности в журналистике — в смысле рефлексии, а не в том, чтобы жонглировать сложными словами. Установка на то, чтобы давать только факты, — это одна из главных самообманов профессии. Факты подводятся под какую-то концепцию, все, что выбирает журналист, он выбирает неслучайно. Идея, что мы даем факты, а вы потом судите, неправильная. Общество хочет слышать разные точки зрения. Установку на то, что журналист якобы не должен высказывать свое мнение, я считаю ложной, здесь подмена представлений. В этом смысле есть недопонимание самой профессии.
Журналистика считается второсортной профессией, уступающая другим интеллектуальным профессиям. Например, у нас считается, что писатель — это да, композитор — это да, а журналист — это не пойми что, да еще и с кучей неприличных эпитетов. Мировое сообщество, и наше в том числе, ждет харизматических умных личностей, которые станут объяснять картину мира. Это создаст совершенно другое отношение к журналистике. Повторяю, должны быть пересмотрены интеллектуальные основы профессии. У нее грандиозное будущее. В журналистику должны приходить люди с фундаментальными знаниями.
— Практика показывает, что очень часто видными журналистами становятся люди, которые пришли из других сфер.
— Таких журналистов должно быть больше. Проблема в том, что система образования в России такова, что академических ученых готовят, не думая, что они могут работать в том числе в газете. На мой взгляд, должен быть тренинг, который учит умению писать по-разному, для нужд общества. Одно дело — писать диссертацию, а другое — написать колонку в газету. Ученый должен уметь по-разному подать систему мыслей. Этого у нас делать не умеют. Этому не учат. Нет такой традиции. Вместо полуобразованных болтунов, которые часто именуются журналистами, должна вырасти новая генерация журналистов, которые смогут оперативно реагировать на изменения жизни социума. Призвание журналиста заключается в том, что у него повышенный нюх на новое, он намного раньше улавливает то, что потом доходит до всех остальных, в том числе и ученых. В этом смысле есть недооценка профессии. Я бы сказала так, журналисты — это публичные философы.
— Будете ли вы как-то оформлять результаты своего проекта?
— Мы хотим издать книгу. Понимаем, что однократные дебаты не охватывают всех проблем профессии, но хорошо, что вопрос поднимается. Люди выходят и спорят. Мы говорим больше о настоящем, даем ему оценку, и мне важен позитивный сценарий будущего. Из истории известно, что, когда наша страна оказывалась в критическом положении, она находила выход в силу креативности общества, появления важных и нужных людей в нужное время. Использовались нестандартные ходы. Хотя не было еще ни одной страны, которая бы развивалась по сходному сценарию, у каждой страны своя судьба, но в то же время не надо думать, что у нас нет ничего такого, что есть в другом мире. Я считаю, что должна быть дана правильная самооценка, без самоуничижения и вспучивания своих достоинств. Да, сейчас в стране сложилась драматическая ситуация, но у нас есть то, на что мы можем опереться. Здесь выход.
— Что вы имеете в виду? Поиск общих ценностей?
— Да. Мы не смогли сформировать новые ценности. Объяснить многие вещи, почему это с нами происходит. Как общество должно изменить свои представления о ряде вещей: о частной собственности, о достоинстве, что хорошо, а что плохо? Общество находится в растерянности. Общество должно прийти к консенсусу о базовых вещах, что такое личность, ее неприкосновенность, достоинство, защита. В какой стране мы хотим жить? Какое будущее мы хотим своим детям? Мы можем говорить о великих сверхнациональных идеях, но как только дело доходит до собственного ребенка, то у нас срабатывает здравый смысл.
Я бы поставила перед журналистами задачу: вы опишете то будущее, в котором вы хотите, чтобы жил ваш ребенок. Тогда очень быстро многие вещи определятся. Мы перестанем нести всякую ультрапатриотическую пургу. Общественная этика произрастает из заботы о своих детях. Важный этический момент — это повернуться лицом к человеку. Человеческие отношения должны стать приоритетом любой политики. Должна произойти гуманизация нашего жестокого общества. Тогда многие вещи в социуме станут на свои места. У нас есть время этим заняться.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
