Мэр Москвы решил вернуться в город, прервав отпуск и "лечение спортивной травмы". Честно говоря, это воскресное сообщение было для меня неожиданным. Как?! Он в такое время не был в задыхающемся уже минимум неделю от смога городе (притом, что пожары подступали к нему весь июль)? Не руководил без лишнего суетливого пиара в духе городского телеканала срочными мерами по оказанию помощи людям, не следил непосредственно с места событий, где предельно допустимая концентрация угарного газа и прочей гадости превысила, по официальным только данным, норму в 7 раз в пятницу, за тем, как организовывают пункты экстренной помощи задыхающимся? Он не изучал оперативные сводки экологической обстановки, не проводил одно за другим совещания с руководителями производств с тем, чтобы они вообще закрылись или, по крайней мере, снизили выбросы вредных веществ в опасную для здоровья атмосферу? А разве он не проводил вдали от телекамер (чтоб не мешали) бесконечные совместные совещания со столь милыми ему подмосковными властями, дабы координировать борьбу с пожарами и помощь периодически впадающим в панику от угара и не знающим, куда им бежать, людям? А разве не под его непосредственным руководством московские власти сплотились с общественными некоммерческими и волонтерскими организациями в помощи погорельцам?

Кстати, Москва обладает при этом всевозможными силами и средствами по лечению всяческих спортивных травм, так что мэр города мог бы, наверное, продолжить свое лечение и без отрыва от производства. Сравнение, конечно, хромает, но представьте себе, скажем, тогдашнего мэра Нью-Йорка Джулиани, объявившегося с курорта или даже лечения через неделю после 11 сентября.

Слушайте, уважаемые москвичи и гости столицы, вы как-нибудь вообще в эти дни почувствовали на своей собственной потной шкуре, что власти города проявляют о вас заботу, помимо того, что они, а также санитарные службы страны постоянно путались в показаниях насчет этих злосчастных вечно отсутствующих в аптеках в те дни, когда на них возникает спрос, марлевых повязок: то говорят, что они бесполезны, то советовали надевать перед выходом на улицы, смачивая водой? Спикер Мосгордумы, в отсутствие Лужкова в эти дни в городе, отмахнулся, как от назойливой мухи, от предложения одного из думских (федеральных) политиков ввести в городе чрезвычайное положение. Тут же возникли циничные слухи — якобы во многом потому, чтобы не платить тем же медикам повышенные оклады, полагающиеся в таких случаях. Но попутно возникает легкое недоумение: если ЧП не вводится в таких случаях, то в каких же тогда оно вводится? В случаях ядерного нападения или угрозы захвата власти только?

Впрочем, отвлечемся от московских властей и поглядим вокруг, а также чуток повыше. Можно ли сказать, что в эти дни власти самого разного уровня — каждая власть на своем уровне — делали все от них зависящее по оперативной мобилизации подконтрольных сил и средств для борьбы с бедствием, а также для общения — диалога, прости, господи — с угорающим населением, которое ждало от них как можно более объективной и подробной информации, конкретных полезных советов (помимо советов пить поливитамины и сидеть дома)? Много ли было сказано, что немаловажно, искренних, а не натужных слов солидарности? Именно в таких случаях, именно в такие трудные моменты для страны те, кто поставлен руководить этой страной на вверенном ему участке, должны, по идее, выходить к подданным — поселка, города, региона, страны в целом — со словами, начинающимися с обращения примерно хоть бы и в таком духе: "Братья и сестры, к вам обращаюсь я…" Если только, конечно, речь не идет об оккупационном режиме.

Много ли вы видели в эти дни "вождей" сельских поселений, городков и поселков, пытающихся там, где надо, мобилизовать, успокоить и должным образом проинформировать людей, умеющих при этом не вельможно-снисходительно, а искренне-участливо выслушивать порой даже самые невразумительные обращения и, главное, отвечать на них адекватным делом? Много ли участковых милиционеров было отряжено властями пройтись по домам с нелишними предупреждениями об опасности небрежения огнем в эти дни? Намного ли — ну хоть на сколько-нибудь — усилился контроль разного уровня властей и правоохранительных органов за поведением наших вечно беспечных любителей пивка и водочки на жаре под тут же сбацанные шашлычки — и гори оно все огнем? Кто-нибудь обошел жителей вашего, пусть даже самого благополучного и престижного, поселка с рассказами (а надо бы — с напоминаниями) о том, что кому делать в критической ситуации, где есть пожарный пруд, кирка, песок, ведра, гидрант и огнетушитель, возможна ли эвакуация и как она будет проходить? Много ли руководителей всевозможных собесов скооперировались с теми, кто, откликнувшись на чужую беду, стал собирать вещи, деньги и продукты погорельцам?

И еще очень любопытно, где-нибудь, кроме пресловутого села в Тверской области, блогер которого через Алексея Венедиктова матерно достучался аж до самого Путина, повесили эту самую пресловутую рынду? Может, где-то это и было — было бы приятно прочесть об этом хоть бы и в "комментах".

По большей же части складывается впечатление, что в огне пожаров угорают порознь и каждая по-своему две совершено разные страны. Одна — полунищая, мечущаяся с лопатами и березовыми ветками один на один в борьбе с огнем, подступающим к жалкой хибаре, ждущая помощи или хотя бы слова доброго, толкового совета, ободрения, технической поддержки, толковой организации, координации сверху раньше, чем понадобятся так чудно разрекламированные постпожарные компенсации от самого премьера. Другая — официальная и виртуальная одновременно, всегда спокойная, вельможная, надменно-снисходительная и уверенная в себе и собственной вечной правоте, старающаяся никогда не огорчать "недоумка-обывателя" публичными непопулярными, хотя бы и нужными стране решениями, никогда не опускающаяся до откровенного и искреннего диалога с этим обывателем, с народом, не знающая, как он на самом деле живет, чего боится и чего себе думает. Эта по-настоящему другая Россия боится вечно непознанного нашего среднего человека, боится его информировать (сиречь расстраивать, "очернять" его и без того убогую жизнь), призывать его на помощь, призывать к деятельному конструктивному и равноправному соучастию в государственных и общественных делах (вдруг он выйдет из-под контроля и начнет интересоваться, как мы до такого убожества докатились и кто спер деньги), боится вести с ним искренний, честный диалог. Для этой другой России обыватель — это всегда не более чем некий бессловесный и недалекий умом незримый "поглядывающий" за ходульно поставленными разговорами в программе "Время" между двумя или более высокими чинами, сидящими друг напротив друга через приставной столик и с невозмутимыми выражениями произносящими как бы друг другу, а на самом деле закланным на промывание мозгов телезрителям, не несущие никакой смысловой нагрузки банальности вроде "проследите, пожалуйста, чтобы власти на местах позаботились о людях. — Да, конечно, мы уже сделали все возможное, чтобы забота о людях дошла до каждого". Ну и так далее.

Федеральные СМИ, как видно по хорошо срежиссированной картинке и вылизанным, на всех каналах одинаковым формулировкам, со своей "мобилизацией" справились преотлично: ни одного лишнего, да и не лишнего слова, минимум репортажной, по определению тревожной информации, только успокаивающие тона, еще лучше — побольше с примесью победности реляций. И непременно в конце всякого сюжета о пожарах — подробный рассказ о том, как в сгоревшей дотла деревне в Выксинском районе Нижегородской области под прицелом нескольких веб-камер уже строят новые дома — лучше прежних — для погорельцев.

Явно отрабатывалось лишь одно задание: не сеять панику. Сюжет о пожарах шел хоть и главной или заглавной новостью, но подавался и продолжает подаваться весьма лаконично, в одном интонационном ряду с другими событиями по всей планете — наводнениями в Европе и Пакистане, референдумом в Кении, чем-то забавным из мировых зоопарков или из Книги рекордов Гиннесса, типа отправления в кругосветку 16-летней голландской мореплавательницы. Другого задания — вести в эти трудные дни диалог со своим народом — люди, управляющие СМИ и руководящие страной, видимо, не ставили. Мол, не пастыри мы вам. Наверное, нет, не пастыри.

Кстати, и о пастырях: даже от патриарха не было в эти дни лишнего слова сказано — хотя бы обращения к тем безмозглым радостным ужравшимся кретинам, которые продолжают и в эти дни жечь костры, засирать родную страну в местах так называемого "массового отдыха граждан", а также во всех прочих местах, — страну, и так уже засранную до предела и загоревшуюся то ли действительно от аномальной жары, то ли уже просто оттого, что она не могла наконец не загореться — от бесконечного бардака и разрухи (причем в основном — в головах, все остальное вторично). Так, бывает, периодически горят сами по себе дурными смрадными пожарами нищие, населенные гопотой и тунеядцами трущобы и фавеллы, представляющие собой одну сплошную помойку, даже в самых в остальном благополучных странах.

Столь тщательно вроде бы выстроенная вертикаль власти в дни большой опасности на поверку раскочегаривалась, как скрипучая телега. Судя даже по той скудной официальной информации, которую выдавали в прессу, полномасштабная борьба с огнем — в круглосуточном режиме (с подсветкой — какое достижение для 21-го века!), с подключением армии (наконец-то, после двух- или трехнедельных полномасштабных пожаров в Поволжье и центре), трубопроводных инженерных частей, с переброской соответствующих частей и подразделений из других регионов страны и т. д. — произошла не ранее, чем через месяц после начала техногенной катастрофы. Именно техногенной, а не природной, потому как к этому своему пожароопасному состоянию леса России были "удачно" подготовлены, в том числе пару лет назад принятым новым Лесным кодексом, разрушившим прежнюю систему лесоохраны. Если это — максимально быстрая мобилизация, на которую способна наша страна с таким управлением, то страшно подумать, что случится, если враг или катастрофа окажутся более быстрыми, мощными, разрушительными, чем просто лесной или торфяной пожар. По ком тогда будет звонить та рында?

Статья опубликована на сайте Газета.Ru

Георгий Бовт

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter