Все чаще приходится слышать: лозунги и программы оппозиционных партий однообразны и затерты до дыр. Оппозиционеры говорят о необходимости демократии, честных выборов, политических прав и свобод, без которых, мол, нельзя и экономику модернизовать (новое модное слово!). Но ведь все это уже было, отвечают скептики. Было и сплыло. Недавно, 12 марта, в "Санкт-Петербургских ведомостях" была напечатана острая статья Бориса Вишневского, в которой он напомнил, что 20 лет назад в России прошли первые и последние свободные выборы (в Верховный и городские Советы). Но просуществовали они, эти Советы, как и другие демократические слагаемые, лишь до "черного октября" 1993 года.
Запало в память высказывание Льва Гудкова, руководителя "Левада-центра": "Оппозиции не хватает новых ярких лидеров, а главное — программы, которой они могли бы заинтересовать граждан".
Попробуем разобраться в этом печальном явлении. Недавно отмечалась годовщина смерти академика Сахарова. В собраниях по этому поводу участвовали многие лидеры оппозиционного движения, говорили о борьбе Сахарова за демократизацию страны и за права человека. И все! Вновь был представлен набор общих слов и абстрактных понятий. И ничего не было сказано об одной из главных идей Сахарова: о необходимости и спасительности конвергенции определенных принципов социализма и капитализма.
В течение всей своей оппозиционной деятельности Сахаров не уставал повторять, что "конвергенция социализма и капитализма в конечном итоге единственная альтернатива гибели человечества".
И в последний год своей жизни он снова пишет о конвергенции, конкретизируя это понятие. Самым существенным здесь он видит "развитие различных форм участия трудящихся в управлении и прибылях" предприятий и учреждений. "Конвергенция, — подчеркивает Сахаров, — подразумевает и отказ от догматизма капиталистической идеологии ради спасения человечества". Она "является необходимым условием решения глобальных проблем мира, экологии, социальной и геополитической справедливости" ("50 на 50, опыт политического словаря", сборник статей, Москва, 1989).
Никакого обсуждения сущности конвергенции на упомянутых выше собраниях не проводилось, и это несмотря на то, что на Западе давно уже идет развитие предприятий и их ассоциаций, построенных на принципах конвергенции.
Сахаров выступал также за сохранение и развитие советской формы парламентаризма, когда парламент формируется главным образом из представителей различных трудовых коллективов или их объединений, но, разумеется, без монопольной, "руководящей роли" какой-либо партии. В 1990 году по близким принципам были сформированы Верховный Совет РСФСР и городские советы, просуществовавшие до октября 1993 года. И пали они главным образом потому, что мешали номенклатуре КПСС и ВЛКСМ "прихватизировать" и переваривать государственное имущество с помощью гайдаровской реформы.
Важной целью для Сахарова было и утверждение права народов СССР на самоопределение вплоть до отделения. При этом Сахаров решительно был против сталинского деления республик на союзные, имеющие формальное право на выход из СССР, и так называемые автономные, такого права не имеющие. Если бы право на самоопределение было распространено, как призывал Сахаров, и на автономные республики, не было бы и чеченской войны, ставшей одной из важнейших причин моральной деградации российского общества.
Можно не соглашаться с упомянутыми идеями и целями Сахарова, но как могут не говорить о них вообще оппозиционеры, заявляющие себя демократами и плюралистами? Замалчивая конкретные идеи Сахарова, они обесценивают тем самым его наследие, снижают до либерального пустозвонства, а там и попросту ликвидируют, приравнивая Сахарова к Егору Гайдару, автору людоедских реформ, из-за которых население страны с 1992 по 2007 год, согласно исследованию демографов МГУ, уменьшилось на 28 миллионов.
Не упоминаются и такие эпохальные события, как Пражская весна в Чехословакии (1968 год) и создание и деятельность движения "Солидарность" в Польше (1980-1981 годы). Ведь и там и там сторонники перемен выступали за создание посткапиталистического общества на основе конвергенции (или точнее — синтеза) социализма и капитализма.
Особенно глубоко была проработана программа "Солидарности", учитывавшая принципы и механизмы успешно развивавшихся уже в то время на Западе анклавов "синтезного" строя. К концу 1981 года "Солидарность" при поддержке польского общества "продавила" в Сенате закон о трудовом самоуправлении на предприятиях, который должен был вступить в силу с 1 января 1982 года. Но в ночь на 13 декабря по требованию Москвы польские спецслужбы, тайно подготовившись, арестовали большинство активистов и руководителей "Солидарности" и без суда и следствия лишили их свободы на неопределенный срок, "интернировали", как это было названо.
У русско-польской границы к тому времени была сконцентрирована огромная советская армия на случай, если бы польские власти отказались выполнить волю Москвы. И возмущение в Кремле вызывало не только намерение трудовых коллектив стать собственниками своих предприятий и ввести рыночную систему, но и план "Солидарности" формировать законодательную власть с помощью выборов на производственной основе, как формировались и региональные координационные комитеты "Солидарности".
Такие выборы не допускают монопольной власти какой-либо партии, не нуждаются в "раскрутке" кандидатов, а значит и в "помощи" власти и капитала.
После разгрома "Солидарности" никто в Польше и в Восточной Европе не захотел продолжать борьбу за создание общества "социалистического самоуправления" (так обозначали свою цель активисты "Солидарности"). Все поняли, что Россия никогда и никому не позволит проводить реформы "реального социализма", то есть господствовавшего в советской империи строя государственного феодализма. О том, что строй этот и империя доживают свои последние дни, никто не предполагал, и когда они неожиданно рухнули, власть в Восточной Европе упала в руки интеллектуалов и бывших "красных директоров", возжелавших капитализма и тесного слияния с Западной Европой в страхе, что в России могут снова прийти к власти империалисты (страх этот, как видим, имел основание). Я рассказал об этом, чтобы пояснить, почему после падения советской империи поляки, чехи и словаки не вернулись к созданию "синтезного" строя. Позже благодаря социологическим опросам выяснилось, что в Польше более 60 процентов людей сожалеют об этом.
Между тем ведь и в России в конце перестройки дело близко подходило к созданию объединения, подобного польской "Солидарности". В конце 1990 года совместными усилиями трудовых коллективов ВАЗа, КамАЗа и Кировского завода был учрежден Союз трудовых коллективов СССР, в который вошли представители почти всех крупных предприятий страны и научно-прикладных институтов. Цель этого Союза состояла в том, чтобы добиться приватизации предприятий и учреждений в пользу трудовых коллективов. Учредители Союза, до которых дошла моя изданная в Германии (на русском языке) книга по теории и практике трудового самоуправления ("Свобода, власть и собственность"), предложили мне быть советником Союза. Я это предложение принял и всю дорогу, пока Союз существовал, убеждал его активистов и руководителей, вместо того чтобы обивать властные пороги в надежде добиться желаемого законодательства, перестроиться в политическое движение и начать борьбу за власть и собственность по примеру польской "Солидарности". Но успеха я не добился: сказалась российская пассивность при активности внедренных в руководство Союза агентов ельцинских властей, решивших уже к тому времени проводить приватизацию в пользу бывшей номенклатуры КПСС и ВЛКСМ. Сказалось и то, что элита российской интеллигенции (в отличие от польской, помогавшей "Солидарности") не пришла на помощь Союзу трудовых коллективов.
Создание по польскому примеру Комитета обороны работников в России было немыслимым делом: "прогрессивная" российская интеллигенция в массе своей презирала рабочих.
"Рабочий класс" — это же все марксизм!
Ельцин в первые два года существования Союза всячески привечал его: принимал делегации активистов организации, на ее съездах выступали тогдашний премьер Силаев и другие члены ельцинского правительства. Многое обещали… Все-таки по две тысячи делегатов собиралось на съездах Союза! Хотя перестроечная пресса уже тогда почти не обращала на него внимания.
В августе 1991 года члены Союза по всей стране помогали Ельцину и Верховному Совету РСФСР подавить путч ГКЧП. Но после конституционного переворота 1993 года и развала большей части промышленных предприятий в результате внедрения капитализма Союз без особых хлопот был задавлен кремлевскими властями. Звездный час России был упущен. Впоследствии с помощью все той же оппозиционной интеллигенции всякая память о Союзе трудовых коллективов была буквально стерта из истории.
Разумеется, ни при каких обстоятельствах не освещается и
не упоминается в российских оппозиционных СМИ, сетевых или бумажных, факт существования и "размножения" на Западе предприятий, принадлежащих трудовым коллективам, и их объединений
(исключение — "Вестник гражданского общества", на сайте которого интересующийся читатель может познакомиться с серией моих очерков "Для всех и для себя. Репортаж из будущего", в которых более подробно рассказывается об анклавах нового общества на Западе). Не существует в мире феномена рождения нового строя — и точка!
Правые оппозиционеры, узнал я недавно, оправдывают замалчивание нового строя на Западе тем, что он, мол, не расширяется, а значит — бесперспективен. А вскоре после этого в Москве открылось представительство испанской фирмы "Фагор", принадлежащей ее работникам. "Фагор" — один из крупнейших в Европе производителей бытовых электроприборов, входит в знаменитую корпорацию кооперативных предприятий "Мондрагон". Корпорация эта, созданная под руководством священника Хосе Мария Аризмендиарриеты, представляет собой уже минигосударство будущего. "Фагор", в частности, имеет 9 филиалов в Испании, два в Аргентине, по одному в Марокко и Польше.
Начало создания корпорации "Мондрагон" было положено в 1956 году открытием в баскском городе Мондрагон маленькой кооперативной мастерской по ремонту бытовых электроприборов, в которой работало всего лишь 25 человек. К 2009 году корпорация разрослась до 200 фирм различного профиля и размера с общим числом работников в 104 тысячи человек (24,1 процента роста за 2008 год). Общий торговый оборот увеличился до 15 млрд евро (на 12,4 процента за год), суммарная стоимость всех активов возросла до 33 млрд евро (19,2 процента роста). И этот рост проходит без каких-либо частных инвестиций извне. Финансируется строительство предприятий с помощью особого кооперативного фонда развития, впервые созданного в "Мондрагоне" и представляющего собой сердце этого государства будущего. Созданные предприятия фонд продает в рассрочку и по себестоимости трудовым коллективам этих предприятий, которые затем, как правило, становятся его пайщиками. Отчисляют фонду 10-12 процентов своей годовой прибыли и получают при необходимости от фонда беспроцентные кредиты на развитие и модернизацию своего производства. С ростом числа пайщиков увеличиваются обороты фонда, и развитие корпорации ускоряется.
Этот путь развития корпорации определяет идентичность нового строя, препятствуя его перерождению в госсоциализм или капитализм. Но, разумеется,
без революционных реформ, направленных, в частности, на ликвидацию или раздробление гигантских транснациональных корпораций, новый строй не сможет полностью реализоваться в качестве посткапиталистического уклада.
Вот в России и в других странах бывшего СССР он имеет возможность для беспрепятственного и быстрого распространения. Капиталистические реформы в этих странах, разрушив большую часть промышленности, расчистили "строительную площадку" для нового строя. Нет худа без добра!
Необходимо осознавать, что российские оппозиционные либералы, замалчивая и подвергая цензуре в своих средствах информации обсуждение принципов "синтезного" строя, не только усиливают политический конформизм и пассивность общества, но и способствуют тому, что, на мой взгляд, вызывает форменную "эпидемию идиотизма" в стране. Эпидемия эта уходит корнями в советское время, когда у людей не было возможности влиять на строй жизни и потому не было и надобности думать о жизни страны и народа. И "мускулатура" мозга слабела. Сейчас такая ситуация вновь воспроизводится в России, в том числе и с помощью "либеральной цензуры" на альтернативную информацию о возможных путях оздоровления и спасения страны. И "эпидемия идиотизма" (идиотизм заразителен!) зримо усиливается во всех слоях общества.
Так почему же все-таки российские либерал-демократы не говорят о рождении и сути нового строя в мире, спасительного в первую очередь для России? Ведь теперь, я уверен, всем способным мыслить людям уже ясно, что Россия, между прочим, как и Украина, несовместима с капитализмом. Страна и капиталистический строй уродуют и губят друг друга. Людям, сохранившим способность мыслить, должно быть уже ясно, что если в течение 18 лет не воссоздается обрабатывающая индустрия и все с нею связанное (прикладная наука, техническое образование, здравоохранение), значит, она уже и не будет воссоздана при капиталистическом строе. Ни в условиях диктатуры, ни при демократии. Невыгодно и слишком рискованно капиталу, отечественному и зарубежному, идти на восстановление обрабатывающей индустрии в условиях подавляющей конкуренции экспортных товаров извне и разрушительной коррупции изнутри. Плюс постоянное падение числа квалифицированных рабочих, старение и вымирание населения.
Нельзя было внедрять капитализм в стране, где было так много неконкурентоспособной промышленности, тупой и жестокой номенклатуры и так много ресурсных богатств, стимулирующих обвальную коррупцию. Если бы заводы были отданы в собственность работников, последние изо всех сил старались бы их модернизировать-конверсировать с помощью чудодейственных кооперативных фондов. Другого способа выжить у них не было бы. В кооперативные фонды (для создания их первоначальных, оборотных капиталов) можно было бы направлять доходы от экспорта ресурсов, которые, естественно, должны принадлежать обществу, его государству.
Важно здесь иметь в виду, что "Мондрагон" создавалась в условиях очень близких к российским. В Испании тогда еще правил генерал Франко, и страна была в блокаде, промышленность — в разрухе, люди — без работы.
Потому, очевидно, и замалчивают альтернативную, описанную выше модель общества люди, называющие себя демократами, что
очень боятся конкуренции с ней, боятся потерять надежду вернуться к власти, к которой они были причастны не столь давно, или боятся потерять надежду обрести ее впервые.
Не демократия им нужна, а власть со всеми ее благами. Страна погибает? Авось кривая вывезет. Россиянам не привыкать жить на авось! О том, какую они устроят демократию, если придут к власти, можно судить по тому, как они сейчас глушат опасные для них информацию и идеи. Левых оппозиционеров пугает, очевидно, упоминание о капитализме в "формуле" конвергенции. Они не понимают, что синтез — это не механическая смесь, а новое качество. Большинство правых этого тоже не понимают и шарахаются от слова "социализм".
Вы можете оставить свои комментарии здесь
