Именно в те дни, когда в России самоликвидировалась СПС (с объяснением солидных уважаемых людей, что помимо Кремля иной политики не бывает), то есть политика как публичная борьба за власть, по сути, была ликвидирована, путинизм как система вошел в свой самый острый кризис. А значит, появилась объективная потребность в такой политике, которая смогла бы предложить обществу альтернативную модель.
Переживая кризис, сложная система выходит на развилку (бифуркацию) – обрести ли ей новый уровень сложности или упроститься. Когда модель терпит крах, ее надо разбить об стенку, выбросить и строить новую.
В 1987 году советская плановая социалистическая модель брежневского типа пришла к краху. Ее можно было "упростить", вернув элементы военного коммунизма (как предлагали сторонники Нины Андреевой). Но модель решили "усложнить" — к ней стали прививать кооперативы, госмонополии и хозрасчет. Как и предсказывали вожди левой оппозиции в двадцатые годы, при сохранении гражданского мира, то есть без массовых политических репрессий, НЭП привел к мирной реставрации капитализма, стремительно пройдя промежуточную фазу под условным названием "Советы без коммунистов".
Ельцин и Гайдар разбили советскую экономическую модель об стенку. Была создана "простая" система "дикого" капитализма и монетарной борьбы с гиперинфляцией, не требующая постоянного тонкого регулирования и выстраивания сложнейших социальных систем. "Как потопаешь, так и полопаешь…" "И неудачник плачет, судьбу свою кляня".
В 1988 году, начиная от Карабахского кризиса и создания Народных фронтов в Балтии, пришел конец парадному интернационализму и неформализованной модели СССР как политического воплощения "дружбы народов". Упростить систему, вернуться к унитарной, военно-имперской сталинской модели не хотел почти никто, а носители "общесоюзной" идентичности получили презрительную кличку "манкуртов" (с легкой руки Чингиза Айтматова, который вывел в романе "И дольше века длится день" этот жалкий тип раба, которого завоеватели пыткой лишили памяти, лишили своих племенных корней). Но и серьезно "усложнить" систему, создать, конституционно прописать многоуровневый союз и найти возможность обеспечить десяткам миллионов новую надэтническую идентичность Горбачев с Лукьяновым не смогли.
Ельцин и Шахрай разбили советскую союзную модель об стенку. Система "самопроизвольно упростилась" до уровня конгломерата национальных государств, а Россия в два фазовых перехода (миновав стадию квази-Соединенных Штатов) вернулась к унитарно-имперской модели царизма. И сейчас тема борьбы с распадом страны является для власти таким же навязчивым комаром, каким была начиная с осени 1988-го для Кремля тема сохранения "обновленного Союза".
Мне совершенно непонятна наивная радость представителей оппозиции по поводу краха социально-экономической модели путинизма. Модель сия, суть "золотой застой", представляет собой обмен отказа от гражданских свобод и политических прав (и наоборот) на непрерывно растущее благосостояние трудящихся, проистекающее из "трубы". "Идет бычок, качается, вздыхает на ходу: Ох, доска кончается, сейчас я упаду".
У меня нет злорадства по отношению к обреченному "офисному планктону" и так и не сформировавшемуся новому русскому среднему классу. В конце концов, представление о личном достоинстве и гражданских правах массово формируется именно у таких слоев. Только эта среда, осознав, что силовой олигархией ей исторически уготована роль барашка (поставщика сырья на носки, кальсоны и свитера в мирное время; для дубленок и папах – в "годины суровых испытаний"), может превратиться в опору гражданского давления на власть.
Мне также непонятна радость людей действительно левых убеждений по поводу антилиберальных мер, предпринятых Западом – сперва Евросоюзом, а затем и США — в условиях острого биржевого кризиса. Я имею в виду фактическую национализацию системообразующих структур банковско-инвестиционного сектора, собирательно именуемого "Уолл-стрит". Ничего социалистического в этих мерах нет (даже говоря о социализме в ругательном смысле).
А есть подчинение политическо-бюрократической элите Запада единственно независимого от нее сектора – финансового капитала. Промышленный капитал от политиков зависел давно – ему нужно госзаказы (прежде всего военные), ему нужны налоговые льготы и субсидии, ему нужно лоббирование. Поэтому непрерывная череда коррупционных скандалов на Западе, когда и в Англии, и в Германии, и во Франции, не говоря уже об Италии, вскрывается обмен господрядов на финансирование выборов и партий. Только спекулятивный глобализированный капитал, подобно библейскому Духу, "веял, где хочет". Именно Уолл-стрит был единственным малоуправляемым звеном капитализма. Именно "Стенная улица" выбирала между Хиллари и Бараком, а потом между Маккейном и Обамой… Больше не будет.
Вот у нас: сперва Березовский был "делателем королей" — определял преемника Ельцина. Затем Ходорковский выбирал, какую оппозицию стоит поддерживать. Сейчас придворные равноудаленные олигархи по мановению державного мизинца бросаются финансировать нужные политпроекты и прекращают финансировать ненужные…
Незыблемая со времен античной древности всеобъединяющая ненависть купца и ремесленника, хлебопашца и писаря, воина и владетельного господина, аристократа и промышленника к ростовщику воскресла в филиппиках, которые левые демократы и правые консерваторы в эти дни обрушивают на заправил Уолл-стрита. И после подчинения Уолл-стрита Белому дому, лондонскому Сити – Даунинг-стрит, западноевропейских банковских гигантов Елисейскому дворцу, Брюсселю и прочим бюрократическим конгломератам, как раз и сложится "мировое правительство" — единый политико-бюрократическо-финансово-военный центр (точнее, полицентр — альянс США и Евросоюза), защищенный от любого независимого внутрисистемного воздействия. Произойдет такое же диалектическое снятие внутрисистемного плюрализма, которое окончательно произошло у нас осенью 2003 года после ареста Ходорковского. Финансовые потоки отныне будут, как в песне, подобно водам Кубань-реки, течь "куда велят большевики".
100 лет назад такая социально-политическая формация представлялась социалистам самым страшным кошмаром: захватившая контроль над финансами правящая верхушка снимает социальное недовольство популистскими программами и полностью монополизирует власть. Теоретически о таком финале либерализма в ужасе писали в России Бухарин и Богданов, фантастически – Джек Лондон ("Железная пята"). Зачем скотам дары свободы…
Но вернемся к нашим недостриженным баранам. Крах путинизма (потребительского деспотизма) вовсе не открывает дорогу ни демократии, ни социальной справедливости. Я имею в виду, что не открывает дорогу автоматически. У нас нет ни сильного гражданского общества, ни веками въевшихся в плоть и кровь представлений о личном достоинстве и личных правах. У нас, как оказалось, нет даже полицейских кадров, готовых защищать незыблемость чужой частной собственности. Поэтому рыночного полицейского государства (бархатный пиночетизм) у нас не вышел. У нас вышло милицейское государство, немедленно принявшееся сажать "богатеньких Буратин" и отбирать у них собственность для себя.
К лету 2008 года путинизм, очевидно, переживал хронический системный кризис – ясно обозначилось инерционное развитие экономики, "заточенной" только под рост цен на углеводороды; подковерная борьба правящих кланов приобрела характер открытого противостояния с применением такого неконвенционального оружия, как "басманное правосудие"; было ясно, что формально всемогущая власть не может решить такой сравнительно несложной управленческой проблемы, как проведение зимней Олимпиады-2014 в Сочи (вы представляете, как США "всем миром" 9 лет бьются над организацией Олимпиады в Солт-Лейк-Сити, назначая для этого специального министра?).
Забрезжила угроза "оттепели" — нового подчинения бизнесу бюрократии и оттеснения от кормила возомнивших о себе силовиков. И тогда путинизм, как и царизм 104 года назад, организованно отошел на следующий рубеж обороны – была проведена маленькая победоносная война (на Закавказском фронте) и начата мощная антизападная пропагандистская кампания (на Американском фронте). Началась сплошная волна побед и одолений, об оттепели все забыли, вытесненные было в Совбез передравшиеся "неодворяне" и "крючники" перехватили центры принятия решений… На этом рубеже путинизм мог отбиваться годами. Он ведь пришел как защитник. Его легитимации – в защите всех от смертельной угрозы. В 1999-2003 – от угрозы хаоса и "международного терроризма"; в 2003-2006 – от "олигархов"; в 2006-2007 – от "либерального реванша". Точно также путинизм мог надолго выстраивать линию защиты от "русофобии".
И тут рухнула биржа, точнее, ушла в пике, повторяя своей динамикой завершающую часть траектории полета ракеты "Точка-У" на город Поти. Произошел крах политэкономической модели. За спиной, казалось бы, надежно окопавшихся войск начался развал тыла, и запылали партизанские выступления.
Давайте посмотрим, каким будет следующий рубеж обороны путинизма.
Когда на Западе падает олигархия или свергают диктатуру, приходит демократия. Но восточнее Рейна кризис олигархии дает шанс тоталитаризму. Для того чтобы распад абсолютистских, а затем и олигархических моделей не приводил к торжеству "романтических" движений протофашистского толка (как правило, в виде "народно"-монархических или генеральских режимов, основанных на идеологии "личной унии подданного с неограниченной властью царя или короля"), либеральные (республиканские) и лево-демократические силы прикладывали, извините за тавтологию, огромные усилия, десятилетиями воспитывая уважение к правам и свободам, к уважению демократических ценностей.
В иных условиях следующий уровень "упрощения" — фашизм. К термину фашизм я готов применить практически любое толкование. Включая "марксистско-ленинско-сталинское" насчет диктатуры наиболее реакционных кругов капитала… Все будет в строку. Но я думаю, что читатель согласится с тем, что у фашизма есть два важных признака.
Первый. В традиционном обществе фашизма быть не может. Королевская деспотия, тирания инквизиции, разгул черносотенства, что угодно, но не фашизм. Фашизм – это орудие для ликвидации уже существующего гражданского общества, существующих и укорененных (иначе их отменяют указом) демократических институтов. Такую ликвидацию невозможно осуществить без своеобразного антидемократического восстания масс. Должно быть очень сильным, на первых порах может быть даже не формализованным движение против демократических институтов и демократических ценностей (парламент – пустая говорильня, правосудие – уловка для бандитов, свобода слова – рассадник брехни и аморализма). С этой точки зрения, например, никакой угрозы фашизма в нашей стране до сих пор не существовало. Хотя идеология очень многих защитников Белого дома в сентябре-октябре 1993 года, да и вообще, антиельцинском "бело-красном" движении 1992-1993 годов содержала именно такие принципиально антидемократические компоненты. Как бы потом их настрой не покрывался флером жертвенного романтизма.
Но даже в худшие периоды в революционно-контрреволюционном двадцатилетии (1989-2008) у нас случались только различные версии бонапартизма. Авторитарная власть меняла свою реформаторскую легитимацию на охранительную, "патриотическую" на "западническую" и наоборот, лихо стравливала левых и правых, традиционную (номенклатурную, партийно-хозяйственную по своему происхождению) и новую, финансово-торговую, элиты, регионы-доноры и регионы-реципиенты…
Но сейчас, когда невозможность нового подкупа "белых воротничков" (наших радостно блеющих от футбольных побед барашков) становится очевидной, и столь же очевидным становится то, что режим ничего не может предложить им для любви и уважения себя, возникнет желание напугать до смерти. Например, хорошо зная, что в отечественной политической культуре смертельный страх называют любовью (к вождю, к родине, к партии и проч.). Крупный бизнес, разумеется, сильно напуган "басманным правосудием". Он достаточно напуган для того, чтобы не финансировать оппозицию и думать забыть о "майданных" вариантах. Но он недостаточно напуган, чтобы отучиться интриговать и пытаться подкупать бюрократию.
Правящая олигархически-силовая группа отлично понимает, что в авторитарно-рыночном обществе, где богатство – единственный критерий успеха, а подобострастная лояльность – единственный ключ к карьере, деньги как ржа разъедят и полицию, и бюрократию. В борьбе "по правилам" кинжала (и плаща) с кошельком (и пером) победа вторых обеспечена. Поэтому режим обречен либо созерцать, как магнаты скупают партию власти, либо создать ситуацию, когда даже мысль о подобном будет столь же дика, как призыв к отставке правительства в нынешней Госдуме.
Что касается широких масс, то их запугивать уже не надо. Они и так всего бояться: и милиции, и Америки, и собственной тени. Достаточно профилактически уничтожать любых активистов, выработать условный рефлекс – любая попытка протеста, любая попытка объединения, даже для совместной жалобы на градоначальника, карается. Но широкие массы могут поддержать конкурента, внезапно пойти за лидером протестного движения.
Крах социалистических режимов в Восточной Европе и события 1989-1993 годов в СССР показали, как опасен этот тлеющий огонь под пеплом, это латентное ворчание и бурчание… В считанные дни и недели дотоле покорный народ вспыхивает мощным движением – с готовыми вождями и простой и четкой программой, с мобилизующими лозунгами. Поэтому массам будут прививать преданность, примитивный идеологический набор путинизма (немного антиамериканизма, немного шовинизма, немного культа государства, много эгоизма и много-много веры в доброго царя) будет заменен на сильную, иррациональную идеологию. О том, какой она может быть, мы будем рассуждать, говоря о втором признаке фашизма.
Фашизм – это деспотический режим (режим, подчиняющий себе крупный и средний бизнес, политику, гражданское общество, церковь, образование, культуру, но не поглощающий их полностью, что признак уже тоталитаризма) плюс единственная официально признанная комплексная доктрина (охватывающая историософские теории, представления о государстве и праве, политэкономические и искусствоведческие модели), плюс криминализация любого инакомыслия, плюс принудительное вовлечение всего населения, в том числе детей, как в публичные ритуалы демонстрации лояльности, так и в псевдогражданские структуры.
Какая же госидеология нас ждет? С исторической точки зрения, если мерить десятилетиями и пропустить "демократическую смуту" 1988-99 годов с ее неразберихой и скачкообразной сменой идеологических декораций, произошло следующее. Доктрину идеологического мессианизма, проводимого в жизнь философами-"жрецами", сменила модель национальной авторитарной меритократии – страной должны править "истинные патриоты" (разумеется, ими могут быть только "бескорыстные и самоотверженные рыцари" — офицеры спецслужб) с помощью высокопрофессиональных экспертов в интересах процветания и укрепления национального государства.
На деле же было создано "опричное государство", в котором собственность опальных магнатов переходит в руки его гонителей из числа карательных органов – как частная. Наша история не знала такого свыше 400 лет.
Более того, последние 8 лет показали, что по причудам истории, антикоммунистическое движение победоносно завершили именно "чекисты", точнее, наследники ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ. Миф об "органах", тех, что были "мечом пролетарской диктатуры", и портреты Феликса Эдмундовича на каждой стенке очень долго маскировали истинную суть структуры, созданной Генрихом Ягодой и нечеловечески развитой его наследниками, а именно орудие ликвидации коммунистической партии как политического феномена (сообщества, живущего идеологической борьбой за возможность проведения конкретной политики в интересах различных социальных групп).
Результатом стало то, что формально монополизировавшую всю жизнь общества и контролирующую все механизмы госуправления партию свели к нескольким принципиально неполитическим функциям – она стала конгломератом бюрократии, "приводным ремнем" от правящей группы к массам и мощнейшим пиаровским концерном. Реабилитация Николая Романова и его семьи, как жертв советской власти, стала последним осиновым колом, который наследники Ягоды и Ежова вбили в гроб наследия Ленина и Свердлова. Полагаю, что расстрелянных в Катыни польских офицеров не реабилитировали именно потому, что, с точки зрения нынешней власти, они — жертвы не предосудительной ныне большевистской утопии, но государственного прагматизма, поскольку их расстрел укладывается в логику борьбы за подчинение извечного геополитического соперника — Польши.
Обычная фашистская идеология в духе Муссолини "все – во имя государства, ничего – помимо государства" в нашей стране уже никого не затрагивает.
Даже юных отроков и отроковиц из прокремлевской молодежки, чья идеология, кстати, четче всего подпадает под определение "антидемократического восстания" фашистского типа. Что останется от их нежной и трогательной любви к партии и правительству, когда грозная длань экономического кризиса закроет перед ними карьеру офисного раба, предложив участь ученика сантехника или подавальщицы в шоферском кафе? Ненависть к инородцам, американцам и демократам? Желание любой твердой власти, которая вернет работу их родителям, а им – социальный статус?
Доктрина о праве на власть тайного ордена госбезопасности, лишь одному которому ведомы пути государственного возрождения, хороша для самих орлов госбезопасности. Как все такие доктрины, она – эзотерична по своей природе. Капитана госбезопасности можно убедить, что он принадлежит к сообществу потомков мудрых жрецов Изиды (я не шучу, слышал и такую версию), но как этому капитану убедить в этом остальных… Хотя бы тоже капитанов: армейских, милицейских, не говоря уже о капитанах дальнего плавания или "капитанов индустрии".
Значит, остается только один сильный ход – иррациональный, "зоологический" национализм. Это действительно сильный ход, но он неминуемо ведет к распаду страны. С исторической точки зрения в течение последних полутораста лет Россия все время сокращала границы "поля идентичности".
При Николае I Российская империя внезапно выступила как заступник восточного христианства против гнета Османской империи, как восстановитель Византии (это закончилось Крымской войной). При Александре II и Николае II Российская империя выступала как защитник славянства от Османской империи и германской экспансии (это завершилось Берлинским конгрессом и Брестским миром). Это были попытки сделать Россию центром особой цивилизации. Затем 70 лет СССР выступал как представитель мирового коммунизма. Это была самая грандиозная со времен Халифата попытка создания глобальной универсальной идеократической общности.
Начиная с мая 1945 года к этому прибавились еще два слоя – защита славян от (западно)германского реваншизма и защита советского народа (новой общности) от "поджигателей войны". Второй рубеж – цивилизационный (славянская субцивилизация и русско-евразийская субцивилизация) надежно подпирал первый.
Но вторая Весна народов (май 1988 – май 1990) всю эту конструкцию разломала. Правители России отошли на следующий рубеж идентичности, который им казался абсолютно нерушимым – в июне 1990 года демократические власти России, полностью поддержанные в этом вопросе коммунистами антигорбачевского толка, провозгласили страну национальным государством.
В декабре 1991 года, при утверждении Верховным советом РСФСР (той же странной демо-коммунистической коалицией) Беловежских соглашений этот выбор был закреплен. Но многонациональный характер возникшей Федерации требовал создания надэтнической идентичности. Если такая идентичность не возникает на основе отпора внешнего врага (а у новой России все были друзья, даже Дудаев хотел дружить с Ельциным), то нужна мощная внутренняя идея. Совместная борьба народов за развитие демократии?
Это годилось, но подрывала позиции номенклатурной элиты, в том числе элиты этнократической, объявившей себя реформатором и сделавшей все, чтобы загнать народ "на кухни". Объединяющее всех право, русский вариант "американской мечты" — каждый может стать миллионером или президентом?
Но тогда не было шансов у путинизма. И был выбран страх: а в чистом поле система "Град", за нами Путин и Сталинград… Батяня комбат… И Арбат… Но это – не идентичность. И когда затрещало по швам, появился тезис о "русофобии". Мощное решение. Вся мировая история – заговор, кругом враги… Ты виноват лишь в том, что хочется им есть… Но это только для русских. "Голубая" порнушка "натуралов" не разжигает. Остальные народы империи/федерации уже и официально вычеркиваются из "круга консенсуса". Почаще рассказывайте ингушам о польской оккупации Москвы. У вас есть шанс увидеть на очередном взорванном блокпосте не только надпись "Аллах акбар", но рядом приписку "Еше Полска несгинела".
Путинизм, перерождаясь в фашизм, обречен сделать ставку на этнический русский национализм. И когда страна, которую уже не соединяет ничего, кроме ОМОНа, ФСБ и телефонного "конституционного" права, начнет разваливаться, оставшаяся Республика Русь (может быть, уже царство) найдет в себе как главный объединяющий момент исключительно этническую идентичность.
Но мне хочется сказать не о том, как будут спасать свою шкуру силовые олигархи и олигархочки.
Сторонники народовластия сегодня внутренне категорически не готовы противостоять фашизации. Режим, если будет падать, будет валиться только в сторону фашизма. В борьбе с такой жуткой перспективой у оппозиции скоро появится множество негласных, но статусных союзников. Приблизительно как у первых христиан была поддержка среди влиятельных фигур в синедрионе.
Но сейчас главное не упустить растерянных людей, недовольных властью, но очень податливых на призывы к самоизоляции страны, к агрессии против соседей. На призывы к отмене гарантий собственности, к перехвату бюрократией контроля уже даже над мелкой торговлей.
Пока существует очень широкое согласие в обществе, что стране нужно право, что главная беда – произвол и бесправие. Это невидимо, но уже объединяет людей, как 100 лет назад объединяла мечта о социализме, а 40 лет назад – мечта о демократии. Но нужно понимать, что вся система путинизма – политика, идеология, пропаганда, социальная практика работают на то, чтобы люди никогда не объединились вокруг этой простой идеи – защитим наши права, вернем себе право.
Необходимо каждый день и каждый час твердить о чудовищности шовинизма, о важности демократии и уважении к правам человека. Оппозиция обязана иметь на вооружении принятый консенсусом набор четких пунктов, которые она реализует, если придет во власть. Так это было в Восточной Европе и в странах Балтии. Сам по себе кризис путинизма будет толкать людей к агрессивному популизму, сделает их жертвой демагогов. И наиболее оголтелая часть правящей верхушки с удовольствием спровоцирует обострение, в частности для того, чтобы руками демагогов (т.е. народоводителей) убрать своих конкурентов. Вот к этому надо быть готовым.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
